– Ну, я бы не стал утверждать это однозначно. Ничего еще точно не известно. Сейчас расследование ведется только в двух штатах, а убийца копов – существо гипотетическое.
– Все равно это чертовски интересно. Как только мы упомянем о ФБР, статья сразу приобретет общенациональную окраску, хотим мы того или нет. К тому же мы натянем нос и «Пост», и «Нью-Йорк таймс», и всем остальным. Пускай они нас догоняют.
«Не нас, а меня», – подумал я, но вслух ничего не сказал. В словах Гленна была заключена нелицеприятная правда о журналистской профессии. Среди репортеров давно уже перевелись альтруисты, наша работа, увы, более не имеет никакого отношения к праву граждан на информацию, да и пресса уже не состоит на службе обществу. Теперь мы деремся за информацию, отчаянно пиная друг друга, и все для того, чтобы не дай бог не плестись в хвосте, но обойти и обставить конкурентов, натянуть нос другим изданиям, соревнуясь в том, кто первым добудет сенсационные материалы. И кто получит Пулицеровскую премию в конце года. Скажете, что я слишком мрачно смотрю на вещи? Но, варясь в этом котле несколько лет, поневоле станешь циником.
Пообещав Гленну держать его в курсе событий, я дал отбой. После этого я некоторое время в раздумье бродил по комнате, пока не поймал себя на том, что прикидываю, какие перспективы способна открыть передо мной подобная статья. А что, пожалуй, при желании я даже сумел бы выбраться из Денвера и обосноваться в любом из городов Большой Тройки: Лос-Анджелесе, Нью-Йорке или Вашингтоне. На худой конец – в Чикаго или в Майами. Следовало подумать и о том, не написать ли мне книгу – громкие преступления пользовались у издателей хорошим спросом.
Тут мне стало стыдно. Какое счастье, что никто посторонний не способен прочесть наши потаенные мысли. Или, может, наоборот: будь это так, человечество переменилось бы к лучшему?
Мне захотелось выйти из номера и немного прогуляться, но нельзя было удаляться от телефона. Борясь со скукой, я включил телевизор, однако по всем программам шли, сменяя друг друга, абсолютно стандартные ток-шоу, в которых муссировался обычный для дневных трансляций набор историй о всякой белой рвани. На одном канале я наткнулся на репортаж о детях стриптизеров, на другом порнозвезды жаловались на ревность мужей, а на третьем некий тип убеждал зрителей, что жен необходимо держать в узде и время от времени поколачивать. Преисполнившись отвращения, я выключил телевизор, и тут мне в голову пришла светлая мысль. Я должен выйти из комнаты. Уоррен позвонит просто потому, что меня не будет на месте – жизнь научила меня верить в закон бутерброда, как в самого Господа Бога, – и мне останется только надеяться, что он оставит сообщение.
