«AиФ»: — Вы однажды сказали: «Очень редко удается обнаружить в будущем нечто такое, что оказывается там жизнеспособным, — как удалось предсказать нам мир «хищных вещей века»…». В повести братьев Стругацких с таким названием речь идет об обществе потребления. Отличается ли наш российский вариант такого общества от его западного образца? Все-таки, «русская духовность», «что русскому хорошо, то немцу смерть» и так далее…
Б. С.: — Не вижу ничего такого в западном Обществе Потребления, что не годилось бы для нас. Стремление достичь состояния, когда «весело и ни о чем не надо думать» представляется таким же общечеловеческим, как и желания дышать, есть или заниматься сексом. Разумеется, возможны нюансы, проистекающие из различия традиций или менталитетов. Но эти различия вряд ли способны исказить общую единую картину западного и евразийского Мира Потребления. Будет весело и ни о чем не надо будет думать. Только европеец не будет думать о своем бизнесе, а русский — о непостижимости своей души.
Коллаж Андрея Дорофеева
«AиФ»: — Значит, русский в Мире Потребления неизбежно перестанет быть русским? Исчезнет национальная самоидентификация? Ведь поиск себя и «постижение души», насколько я понимаю — краеугольный камень нашего менталитета.
Б. С.: — Насчет краеугольных камней менталитета сказать ничего определенного не берусь, — это далеко выходит за пределы моей компетентности. Что же касается национальной самоидентификации, то несомненно да, она в значительной степени падет жертвой Глобального Потребления. Этот процесс происходит уже сейчас, на наших глазах: национальные культуры отступают под натиском некоей «синтезированной» глобальной культуры, в которой понамешено всего и отовсюду, взято из разных времен и у непохожих народов, и уже целые континенты искусства возникли, к которым все труднее крепится ярлычок «национальное». Что такое сегодня «русское кино»? Да и существует ли оно, такое, вообще? Или «русская музыка»? Или, скажем, «русская живопись»?
«AиФ»: — Выходит вы — за Мир Потребления? То есть, за мир благонамеренных обывателей, не затрудненных мыслительным процессом. Но ведь это и есть «вечно чавкающая Свинья Жизни», разве не так? Разве не из этого мира в нужный момент выходят серые бригады и колонны, чеканящие шаг по мостовой?
Б. С.: — Я поправляю вас немедленно и со всею решительностью! Никогда и нигде не выступал я сторонником Мира Потребления! Я только утверждал (и продолжаю утверждать), что из всех реально возможных, — подчеркиваю: не из всех мыслимых; не из всех воображаемых; и конечно уж, не из всех желанных, а именно из реально возможных, — Мир Потребления является наиболее подходящим для жизни и наименее жестоким по отношению к своим обитателям. И «серые бригады и колонны» как раз из этого мира не выходят никогда, ибо на знамени его начертано «Пусть будет весело и ни о чем не надо думать!» Под такое знамя серые колонны не загонишь: сначала вам придется этот мир изменить самым решительным и жестоким образом, чтобы сделать его принципиально другим. У Мира Потребления много недостатков, они общеизвестны, это мир развлекающегося обывателя-потребителя, но одного плюса у этого мира не отнимешь: он дает максимальную свободу выбора, которую способно дать общество хомо хабилис (Человека Умелого).
