Она одаривает мальчиков своей улыбкой шириной в милю и качает головой.
— Нет ничего хуже грязных трусиков.
Моё лицо начинает гореть.
— Боже мой.
Гейб кладёт руку мне на плечо.
— Итак, ярко-розовые зебры…
— Комодские вараны, — говорит Эллиот. В ответ на наши пустые взгляды он торопливо отвечает: — Учёные полагали, что бактерии из их пасти убивали жертву, но на самом деле ядовиты они. Ну, это и ещё их острые зубы, которые оторвут кусок твоей плоти. Но яд заставляет ускоряется кровотечение. Это намного хуже, чем грязное бельё.
— Слушать твои лекции хуже, чем грязное бельё, — Гейб толкает Эллиота в сторону магазина Купера. — Я собираюсь купить любовь Руби при помощи сахара.
Эллиот пихает Гейба в живот, а затем машет моей маме.
— Он мне нравится, — говорит мама.
— У него есть пирсинг. И тату.
Она затягивает мне хвост. Целует в лоб.
— Это хорошо для тебя.
Я покидаю её, белая блузка вздымается на ветру, я иду по покрытому ракушками пути, ведущему к частной пристани. Скопление качающихся лодок с голыми мачтами с края дока.
Капитан Тирволл, старый просоленный моряк с потёртой кожей и волосами, серыми, как океан во время шторма, сидит у кормы своей лодки и держит во рту трубку, которую он никогда не зажигает. Синяя шляпа капитана лежит поверх кулера на пристани, но он подносит руку ко лбу, чтобы затенить глаза, наблюдая, как я приближаюсь к Золотому Жуку. Он похож на ожившую игрушечную лодку: блестящее белое дно, палуба из тикового дерева и отполированная отделка из дуба.
— Сделайте что-нибудь с этой индейской девчонкой, — ворчит капитан, — она лежит здесь с полудня.
Я отслеживаю его взгляд до конца пристани, где Анна лежит на спине. Она смотрит на меня одним глазом.
— Я проиграла пари самой себе.
— Ну, тогда, полагаю, что ты и выиграла тоже, — говорю я.
Она крутит головой из стороны в сторону.
— Пари с самой собой так не работают. Видишь ли, я подготавливала утром лодку, и у меня появилось чувство, что, может быть, мы четверо не отправимся на Остров Серых Волков. Я сказала самой себе, что если так и будет, мне не придётся делиться мармеладками.
— И ты подумала, что именно я буду тем, кто не придёт?
— Конечно, — говорит Анна, — но лишь потому, что ты ненавидишь приключения. А может и людей тоже.
Из моей груди вырывается смех. Её губы складываются в мягкую улыбку.
— Анна Ленсинг, ты колдунья, — Гейб наступает ей на ногу. — Какая магия заставила нашу угрюмую Руби так хохотать?
— Я забавная, Гэбриэль.
