Теннисный мяч вновь ударяется в дверь.
— Я вас слышу, — говорит Чарли.
— Мы и не говорим.
Гейб усмехается, но Чарли слишком занят бросками теннисного мяча об дверь, чтобы заметить это.
Без разницы. Даже ныряние с убийственного утеса не заманит меня в эту смертельную ловушку.
Мои брови удивленно поднимаются. Чарльз Ким ничего не боится.
Все помнят испуганного корейского мальчика, который никогда не снимал свой велосипедный шлем, даже в помещениях. Уэйд Ким. Это имя, которым когда-то пользовался Чарли, в те времена, когда он был испуганным задохликом. В то лето, когда он стал достаточно равнодушным к тому, чтобы другие мальчики звали его по фамилии, он стал отзываться на Кима. Это озадачило всех стариков в городе, которые знали ещё одного или двух других Кимов, и всех из них были женщины. Когда его отец умер той осенью, Уэйд стащил его имя, и с тех пор он был Чарли.
Связать Уэйда с Чарли почти что невозможно. Этот мальчик свободно лазает по самым высоким скалам Уайлдвелла. Он занимался скайдайвингом, сплавом на лодке по бурной воде и рафтингом, и горными лыжами. Он не должен бояться Острова Серых Волков. Из всех нас именно он не должен бояться.
Я перевожу взгляд между Эллиотом и Гейбом, затем, наконец, смотрю на Чарли, который опирается на локти, ноги всё ещё расставлены. Он вздыхает.
— Это легенда.
Он говорит о трёх смертях, которые нужны яме, прежде чем она отдаст сокровище: несчастный случай, самоубийство и убийство.
— Яма — жадная сволочь, — часто говорила Сэйди. — Она получила свой несчастный случай. Она получила самоубийство. И всё ещё требует убийство.
Чарли бросает теннисный мяч по комнате, достаточно сильно, чтобы захлопнуть дверь Эллиота.
— Я не собираюсь становиться жертвой ямы. Я могу умереть.
— Я больше не буду говорить о твоей грёбаной смерти, — огрызается Эллиот, прежде чем выбежать из комнаты.
Взгляд Чарли задерживается на мне, и в первый раз в течение очень долгого времени его глаза одержимы.
— Такие дела, Руби. Я умру на Острове Серых Волков.
ГЛАВА 6: РУБИ
Мальчик, который умрёт. Так называют Чарльза Кима. Не «мальчик, родившийся от девственницы», как Гейб, или «тот, кому папаша расшиб лицо», как Эллиота. С тех пор, как в шесть лет к нему пришло первое видение, Чарли был «мальчиком, который умрёт».
Это, правда, глупо, этот ярлык. Мы все умрём. Единственное отличие в том, что время Чарли подходит к концу.
Это знание — такая же часть меня, как тот факт, что Уайлдвелловские нарциссы не зацветают до тех пор, пока стая желтоногих соловьёв не запоёт, чтобы пробудить бутоны. Я не помню того времени, когда Чарли ещё не был на пороге смерти.
