Брови Максима сползли к переносице, и от этого глаза казались еле заметными полосками, его губы сжались, а желваки на скулах заходили с бешеной скоростью. Втянув с шумом воздух, он произнес охрипшим голосом:
— Не было и дня, чтоб я не жалел о том, что не вернулся раньше. Если б это было в моей власти, я не задумываясь поменялся местом с братом. Я бы все отдал, ради того, чтоб оказаться в том проклятом самолете вместо него! Но это не в моих силах, я снова не могу ничего изменить. И ты можешь обвинять меня и ненавидеть сколько угодно, но никто не сможет винить меня больше чем я сам!
Я видела, что он говорит правду, видела непомерное горе в его глаза, лицо искаженное невыносимой болью, которую Максим тщательно скрывал до этого. Неожиданно поймала себя на мысли, что хочу облегчить его страдания, сказать что-то, что снимет часть вены. Поняла, что сколько бы я не сыпала обвинениями, это не вернет мне любимого, и не облегчит муку от его потери, а лишь продолжит выжигать меня ненавистью изнутри.
— Я бы могла сказать что ты ни в чем не виноват, ведь это ничего уже не изменит, — начала я осипшим голосом. — Но это будет ложью, так же как то, что только ты виноват в его гибели. Игнат сам выбрал этот путь, его никто не заставлял и даже не просил… Я умоляла миллион раз оставить тебя в покое, и больше не искать. Но он не слушал мои доводы, мне казалось, что ему нравится эта гонка, словно какая-то своеобразная игра. Игнат несколько раз обещал мне, что больше не уедет. И стоило кому-то сообщить, что тебя видели там-то, там-то, как у мужа загорались глаза, и он бросался на поиски сломя голову…
— Жень, это уже ничего не изменит и не снимает с меня вину…
— Максим, — кажется я впервые назвала его по имени. — Я не хочу снять с тебя вину, не могу, потому что отчасти это так. Ты виноват, так же как я… Отвернулась, вцепившись руками в дерево, в горле застрял комок, и слезы безжалостно душили. Но все же преодолев боль, пересилив себя, произнесла то, о чем боялась даже подумать:
— Когда Игнат уходил, я… — вдох, выдох, слезы обожгли лицо, а в груди словно ковыряли ножом. — Я сказала ему, чтоб он больше не возвращался! Громкий всхлип нарушил тишину, словно сотрясая воздух, и задыхаясь воскликнула:
— И он не вернулся… Рухнула бы на землю, если бы сильные руки не удержали, Макс обнял, и успокаивая стал гладить по спине, сказав:
— Что за глупости, Жень? Если бы слова действительно были материальны, половины моих знакомых уже не существовало, потому что, чего я им только не желал.
