Саша прошмыгивает в дверь, и почти тут же на пороге показывается Владислав Николаевич. Слава. Муж. Глава семьи.
— Куда Сашка помчалась?
— К Вере. В соседний дом.
— А мне не сказала. «Приду вовремя» — и все. Разболтанная. Зря ты ей потакаешь.
Зря, зря. Ася и сама видит, что как-то все у нее не так.
— Да, правда… Надо построже с ней, что ли.
— Ну, вот, слава всевышнему, дошло.
И тут только Ася видит, насколько он не в духе. Его отяжелевшее с годами, темное, точно опаленное загаром лицо со светлыми, особенно светлыми из-за этой смуглоты, глазами все как-то собралось к уголкам губ и обвисло здесь. И этот рот в форме коромысла придает лицу обиженный, даже капризный вид, так не идущий ко всей, в общем, мужественной стати этого человека.
«Что это я его т а к рассматриваю? — думает Ася. — Нехорошо. Нельзя». И сразу начинает бегать, суетиться, усаживать, укармливать. Бедный, устал, расстроен.
Он ест, водит за ней серо-белыми глазами.
— Ты вот прикидываешься такой добренькой, а обо мне не заботишься, — говорит он вдруг.
И Ася понимает: началось. Она никогда не может предвидеть этого и не умеет остановить.
— Ну что ты, Слава, почему не забочусь, — отвечает она как можно тише.
— В чем, в чем твоя забота?
— Вот еду принесла, обед готов…
— И еще есть заслуги? — Голос его набирает недовольства.
— Я стараюсь, Слава, я…
— «Я», «я»! — передразнивает он. — Только себя и видишь! Откуда в тебе столько эгоизма?!
Ася начинает тихонько всхлипывать.
— Нечего реветь. Посмотри, как ты выгладила рубашку!
— Тише! — просит она.
— Не бойся, не услышит твоя Алина. Нет, ты погляди! — И он рвет рубашку из-под куртки. — Вся редакция заметила!
— Надел бы другую.
— А другая лучше? Лучше?! — уже кричит он и стучит ложкой по столу. — Неумеха! За столько лет… Не руки, а лапы. Как только ты на работе?..
— Я, Слава, на работе…
— Знаю, знаю, все понимаю про тебя!
Ему надо выкричать свое, не имеющее отношения к Асе. Но обращается он к ней. Всегда к ней:
— На работе ты стараешься. Там ты образцовая. Ты уходишь туда от меня, чтоб не быть со мной!!
А потом так же неожиданно все проходит. Будто другой человек:
— Асёныш, милый, ты плачешь?
Он хватает ее на руки, тащит к себе на кушетку, дает валерианки, греет чай.
— Милый, милый мой ребятенок, ну прости меня, я устал, у меня неприятности, я тебе сейчас расскажу.
Он рассказывает о редакционных делах, ждет ее сочувствия. И Ася жалеет его, но как-то вынужденно, не всей душой. Из-за его грубости.
