— Ну, ну, не реветь!
Автобус стоял. Молодая никак не могла развернуться с мальчиком. Кто-то из женщин взял его: «Юра, Юрочка!» — но он тянулся к матери, спрыгнувшей со ступенек. Она приняла и тотчас поставила на асфальт.
— Прямо будто камнями набит ребенок, до чего тяжелый! — и дернула за руку, повела.
Дальше уже не было видно.
Вадим вытащил из кармана куртки мелко сложенную газету — просто чтоб не быть безоружным: они-то здесь свои! — развернул: «Не увянут шедевры…» Стал читать. Строки, составленные из пустых стандартных слов, шли мимо.
— Бросил ее мужик-то?
— Кто знает? С неделю у него прожила.
— Чего ж обратно едет? Опять прогнал?
— Такой муж — уж лучше совсем не надо.
— Это тебе по старости лучше! — отозвалась румяная кондукторша. — Мужик нынче не заваляется!
— Пьет он, Нюшка, не знаешь, что ли?
— А кто не пьет?
Пошли длинные темные сараи, кучи угля, пристанционные постройки.
Подъезжали откуда-то с другой стороны.
Проводив племянника, тетя Паня зашлепала обратно в своих разношенных туфлях. Она то и дело качала головой, сокрушаясь о несогласии братьев. Ей жалко было их, неразумных. О чем спорить-то? Что делить? Ведь родные! Но больше жалела Олесика, любимца своего, баловня, жалела за пьянство, за неудачливость, за грубость, с которой не смирилась жена, а ведь того не знала, не хотела знать, что душа у него нежная. Приластил бы кто — так и пошел бы! И хотелось ей пожурить племянника, что плохо принял московского гостя, тот тоже, видать, не зубастый. «Нет, спать его сперва уложить, вот что», — думала она, открывая дверь. Но еще и порог переступить не успела, как Олег, стоявший посреди комнаты, вдруг согнулся, крикнул резко, как подстрелянный заяц, и свалился на пол.
ГЛАВА III
НАЧАЛО ТРЕТЬЕ
ДЕВОЧКА И СЕРЫЙ ВОЛК
— Во-первых, он прикидывается не тем, что есть, — шепчет Ася своей новой приятельнице Анне Сергеевне. — И темные очки носит для этого. Я уверена, у него прекрасное зрение!
Ее глаза блестят, ей явно хочется развить тему.
Ты молодая симпатичная дурочка, думает Анна Сергеевна, как странно, что мы с тобой похожи. Считают, будто внешнее сходство говорит и о внутреннем. Впрочем, почему бы и нет? Какой я была в твои годы? Разве умнее? А теперь? Вот нравится же нам один и тот же человек. Но про тебя, Ася, мне хочется знать и помимо него. Может, журналистский интерес к другому поколению?
…Мысли Анны Сергеевны, не слишком широко видящей… Ведь человек, по сути, всегда сложнее нашего представления о нем. И так же, как мало знаем мы о нервной или эндокринной его системе, — нет, пожалуй, еще меньше способны понять то, что называется характером, с его особенностями, постоянными и непостоянными величинами, взлетами, срывами. А он, между тем, есть, неизменный в своей текучести, ускользающий от наших посягательств. И потому всякая новая дружба — что-то вроде неосознанного дознания.
