Я не думала об этом, а когда подумала, оценила точность замечания.
Моя статья прошла заметно, шумно, вызвала, как говорится, отклики и споры. Меня поздравляли, мне удивлялись:
— Когда ты столько начитала?
(— Вот не думал!
— Да ты — голова),
будто я дурочка какая.
Не могу сказать, что состояние признания дало радость. Было приятно, не больше.
Примерно через месяц довольно ранним утром меня разбудил телефонный звонок. Я подумала: «Если Коля, отлаю», но услышала голос своего нестандартного шефа:
— Если у вас найдется десять минут для бывшего заведующего отделом… — сказал он вместо приветствия.
— Это кто же?
— Это я, простите.
— Как это…
— При помощи вашей статьи. Зайдите, зайдите, мой любимый автор.
Я зашла. Он был расстроен, как ребенок, его губы оттопырились, будто для плача.
— Нам надо ответить, Анна Сергеевна…
— На что?
— Разве вы не читали?
Видно, не нашлось у меня доброго друга, чтобы сообщить радостную весть: на мою статью была большая разгромная, да еще в центральной прессе. Я стала читать и поняла, что не могу вникнуть. Что-то мешало. Какой-то промельк. Ассоциация. Маленькая искорка от абзаца к абзацу… «Факты наводят на мысль, что…», «…вызывает удивление…», словом, та нарочитая безличность, за которой скрывалась не то скромность, не то говорение «от имени»…
— Чья статья? — стала искать я.
— Не ищите. Без подписи. Редакционная.
— …анонимная…
И я заплакала. Не было, совсем не было злости, обиды, досады. Была лишь боль потери. Ведь теряют по-разному. Бывает, что остается надежда встречи, или доброй вести, или просто радости сознания, что вот живет человек. Живет где-то далеко и высоко, не добрести до него, но он есть. Светит тебе.
А бывает потеря, когда встретишь да глаза отведешь, весть услышишь — доброй огорчишься, плохой обрадуешься…
— Анна Сергеевна, вы зря так расстроились. Для вас это событие имеет две стороны: долго не будут печатать — это одно, но и заметность, отмеченность, то есть слава, — другое. И потом, о вас довольно мягко… Кажется мне, что все это касается меня и только меня. Вы тут — случайность. Не огорчайтесь.
Знал бы он, этот восточный божок, подоплеку моего рева!
— Для вас это чем грозит? — спросила я.
— Боюсь — увольнением.
— Боитесь или уже сказали?
— Намекнули.
— А вы возьмите да и не поймите намека.
— Подумаю, милый друг. Давайте-ка сообразим, как ответ держать.
(Должна сказать наперед, что прогнозы зава не сбылись, что никто его не снял, а позже он доработался до главного, ничем не поступаясь, потому что смелость — она тоже иной раз дает свои плоды; а еще — что к нему перебрались позже и Коля Птичкин, и многие другие, не оценившие системы Степана Степаныча.) Но пока мы долго придумывали глупейшие объяснения.
