Пинсон пропустил колкость мимо ушей.
— Я, как вы выражаетесь, огорчаюсь не из-за собора. Меня тревожит судьба людей, которых вы хотите подорвать вместе с ним.
— Будем надеяться, до этого не дойдет. Вас удивит, если я скажу, что тоже буду сожалеть, если мне придется разрушить такую красоту? Собор и в самом деле настоящий шедевр.
— Нет, не удивит, — покачал головой профессор. — Вы интеллигентный человек, и этого у вас, несмотря на ваши взгляды, не отнять. В конечном итоге вы поймете, что заблуждаетесь.
— Ошибаетесь, — Огаррио вздохнул. — С вашей точки зрения, возможно, я интеллигент. А вот с моей… Я в жизни не видел здания прекрасней этого собора. Пута де Мадре![13] А внутреннее убранство там, наверху! Оно потрясло меня до глубины души. Поверьте, я говорю сейчас совершенно искренне. Но при этом я ни за что не откажусь от своих убеждений. Да, собор красив, но им можно пожертвовать. Наследию прошлого рано или поздно суждено обратиться в прах. Это неизбежно. Историческая ценность и красота тут совершенно ни при чем. А вот задача, возложенная на нас сегодня, с исторической точки зрения куда как важней.
— И какая же это задача? — поинтересовался Пинсон.
— Сокрушить силы реакции и освободить рабочий класс. Для меня эта цель гораздо прекрасней и важней, чем все ваши соборы с пирамидами.
— При этом у меня создается впечатление, что вы без всякого сожаления готовы пожертвовать жизнями представителей рабочего класса, который собираетесь освободить. Если вы не поняли, я говорю о людях в соборе над нами.
— Я вас прекрасно понял, профессор. Да, впечатление у вас верное. Пожалуй, я куда лучше вас понимаю, что надо смотреть в будущее. Оно важнее прошлого и даже настоящего. Чтобы спасти своих людей, я пойду на любые жертвы. Моему отряду больше нечего делать в Андалусии. Мы выполнили задание, но на этом история не заканчивается. Если нам удастся прорваться на север, где еще идут бои… Кто знает, а вдруг наше появление сможет решить исход войны?
— Мы уже проиграли битву при Эбро.
— Что за пораженческие настроения? Они недостойны даже вас, профессор.
— Хорошо, допустим, — кивнул Пинсон. — Но в вашем отряде всего тридцать человек. Вы и вправду считаете, что вам под силу что-то изменить? Ради этого вы готовы пожертвовать жизнями мирных горожан.
— Каждый человек вносит в борьбу свою посильную лепту. Вольно или невольно, но все мы лишь пешки на шахматной доске. «Сколь полезен ты лично можешь быть?» — вот главный вопрос. А остальное неважно.
