— Неужели я и впрямь настолько ценен?
— А то! — Преодолев последний уступ на пути, командир повернулся и протянул Пинсону руку. Поколебавшись, тот принял помощь и позволил вытянуть себя наверх. Внизу перед ними расстилалась равнина. — Видите, насколько все просто? — улыбнулся усач. — Как ни крути, а при желании мы можем сотрудничать друг с другом.
— И вы это говорите несмотря на то, что собираетесь сдать меня фашистам?
— Ничего личного, сеньор. Я-то считал вас избалованным рохлей и трусом, а вы… вы произвели на меня впечатление. Но вами можно пожертвовать. Какой от вас толк республике? Вы отказались от борьбы, а мои люди еще готовы сражаться. Ради большего отдаешь меньшее. Так что размен для меня приемлем.
— Это и есть ваша сталинская диалектика?
Командир посуровел.
— Это жизнь.
— Я так понял, есть и другие заложники? — спросил Пинсон, сообразив, что разговор лучше продолжить в ином ключе. Несмотря на то что командир по-доброму обошелся с Томасом, в идеологическом плане он был догматиком ничуть не лучше беспощадного комиссара Леви.
— Возьмем под контроль собор. Набьем его гражданскими. Священниками, монахинями, помещиками ну и теми, кого сможем найти в местной тюрьме. Понятное дело, что фашистам на них по большому счету плевать, но эти сукины дети суеверны… Они на многое пойдут ради того, чтобы уберечь свои храмы. Вроде бы городской собор представляет для них немалую ценность. Я, кажется, где-то читал, может быть даже в вашей книге… Вы ведь тот самый Пинсон, который когда-то занимался историей Средневековья? Ну, так вот, я где-то читал, что это один из первых соборов, который построили тут в одиннадцатом веке после того, как отбили здешние земли у мавров.
— В начале двенадцатого века, — автоматически поправил Пинсон, будучи при этом не на шутку удивлен неожиданно глубокими познаниями командира. — Он был построен в честь святого великомученика Иакова, когда герцог Санчо Гордый завоевал эмират мавров под названием Мишкат. Это случилось в тысяча сто четвертом году.
— Вот как? Надо запомнить. Однако давайте вернемся к делу. Если фашисты откажутся от переговоров, я взорву собор. Поверьте, сеньор, я это сделаю. Если они решат взять собор штурмом, то очень дорого за это заплатят. Во всех смыслах.
— Как и заложники. Невинные люди, которых вы, товарищ, будете держать в соборе. Или их жизнями тоже можно пожертвовать ради высшего блага? — бессердечие собеседника столь возмутило Пинсона, что он не сдержался и повысил голос.
