Вопросы не риторические, и, поскольку ответа не было, они торчали в сознании Винсента Григорьевича бестолковыми кривыми саблями, бескровно, но болезненно пронзая голову и упираясь в затылок. Поиски доктора пришлось продолжить.
Он услышал про волшебного специалиста и маленькими шажками, осторожно накапливал о нем сведения. Казалось ему, что на другом конце этого эфемерного пути его ждет теплая и подбадривающая улыбка: иди, мол, заблудшее дитя, выговорись мне. По слухам, тот специалист моментально отсекал бессонницу и бессмысленные заботы пациентов, очищая от злобы заболевшие души.
Наконец встреча состоялась. Исповедь Винсента Григорьевича была лаконична.
— Не сплю я, доктор, — поглядел он виновато в теплые янтарные глаза специалиста.
— Подробнее, пожалуйста, — излучал тот мягкий свет. — Как не спите, сколько, когда, где?
— Да сколько угодно! Три дня очень даже запросто! То есть ненадолго меня смаривает, днем, но как-то тупо, часа на два, на три. Результат — больная голова, просыпаюсь, как ужаленный. Жена говорит, в это время у меня огненный взгляд. Но не злой, а скорее испуганный...
Доктор начал быстро писать, не убирая благожелательной улыбки.
— Не спите — ночью в кровати? — уточнил он.
— Естественно, — слегка растерялся Винсент Григорьевич. — Где же еще?
Доктор тонко усмехнулся.
— Я бы выразился наоборот: где же еще спать, как не в кровати?
— А, ну да, ну да, — заулыбался Константинов. — Я имею в виду: где же еще бессонница подстерегает человека, как не там...
— Вот я к чему клоню, — продолжал специалист (чувствовалось: ироничный, но славный, добрый), — вы не пробовали засыпать в кресле? Некоторым это настолько по душе, что по истечении пяти минут такого задают храпака! Хорошо также спать, уронив голову на собственные локти, предварительно положенные на стол. Знаете, как спят в Публичке? У вас в карточке написано: кандидат наук.
— В Публичке я спал отлично! — согласился Винсент Григорьевич. — Сладко и глубоко! Но сейчас стесняюсь... Аспиранты косятся. И библиотекарша подбегает: «Вам плохо?»
Доктор тем временем удваивал, утраивал внимание. Он задал еще множество вопросов, порою совершенно фантастических, наподобие: «Какие фрукты в молодости предпочитала ваша мама? Сколько будет 37 умножить на 21? Можете столбиком».
Когда-то Винсент Григорьевич мгновенно назвал бы занятный результат умножения, но теперь замешкался. С трудом давались ему простейшие задачи. А главное, ставить — ставить-то их перед собой он, прирожденный математик, разучился! И все бессонница виновата. На это он тоже пожаловался доктору.
