Кругом торчали рукояти мечей, копья, кинжалы, секиры и прочее железо.
— Вот это, я думаю, вашей милости подойдет! — Брус снял с крюка кожаную перевязь с ножнами и протянул Ростику. — Незачем каждому встречному-поперечному знать, что вы несете Серебрилл. В нашем городе вам придется опасаться шпионов Бескорыстного. В открытую-то они побоятся нападать, но могут заманить в ловушку, так что ножны вам пригодятся, да и таскать на перевязи легче!
— Какой же он Бескорыстный, если у него кругом шпионы? — спросила Марина, когда они отправились дальше.
— Это верно, ваша милость, кругом, — согласился Брус. — Не найдете такой дыры, где бы их не было. Но и то сказать, как еще узнаешь, верит народ, что ты Бескорыстный, или нет? А так посылаешь шпиона потолкаться на рынке, он тебе и докладывает: так точно, мол, все, как один, верят, весь народ только и мечтает положить жизнь во славу Бескорыстного Вождя…
— А если кто-нибудь не мечтает? — настаивала Марина.
— Ну, про этих Бескорыстному не докладывают, зачем такого человека огорчать? На то есть начальник Единодушного Одобрения.
— Какой начальник? — переспросил Ростик.
— Единодушного Одобрения. Когда-то все и правда были за Бескорыстного, и он даже слыл защитником слабых и угнетенных. У него тогда друзей было много, и они всю страну освободили от загорных борзаков, которые тут хозяйничали.
И Серебрилл — меч этот… Бескорыстный с ним не расставался. Бывало, как в битве или стычке какой — все равно, сверкнет только лезвие голубое, самосветное — сейчас враги разбегаются. Потому что против Серебрилла воевать сумасшедший разве что станет, да псаук безмозглый.
Так, значит, всех и победили. Жизнь пошла — лучше некуда, мир, достаток. Грабители из-за гор и носа не высовывали. И так это славно лет пятнадцать пролетело — до сих пор люди вспоминают… Ну, друзья Бескорыстного, которые разъехались постепенно, а которые и померли, один он остался. Но не успокоился, все подвигов хотел, искал, кому бы помочь бескорыстно. И надумал, наконец, напасть на загорские земли.
Как сейчас помню: созвали нас в воскресенье на городскую площадь, и стал нам Бескорыстный расписывать, как тяжело жилось при борзаках и что, мол, перед потомками, первейший наш долг — вырвать с корнем эту заразу, уничтожить разбойничье логово у наших границ. Ну, мы молодые тогда были, зеленые совсем, вроде вас…
Брус вдруг поперхнулся.
— То есть я не то… ваша милость. Я не вам… не вас.
Ростик отмахнулся:
