Другие ребята об этом не думают. У них молодые родители…
Особенно я всегда волнуюсь за маму. Ведь она плохо слышит.
Если мама где-нибудь хоть ненадолго задерживается, я все время выглядываю в окно, которое выходит на улицу, потом спускаюсь вниз и хожу взад-вперед возле подъезда. Я воображаю себе всякие несчастные случаи, уличные катастрофы. Руки у меня становятся мокрыми, и я забываю здороваться со знакомыми и соседями.
— Это даже хорошо, что я плохо слышу, — говорит мама. — Иначе бы ты меня не встречал!
Я хватаю мамину сумку.
— Тебе нельзя таскать тяжестей! — говорит она.
Ей, значит, можно, а мне нельзя. Еще бы: ведь я же ребенок — не подниму, не пойму, не смогу!..
Уже после, дома, мама меня успокаивает:
— Плохой слух обостряет внимание. Человек становится зорче! Спроси у любого врача. И не волнуйся. Тебе волноваться нельзя!
Почему мне нельзя волноваться?..
В тот день, когда я подслушал, мама почти шептала: мне ведь нельзя волноваться. Хорошо, что отец тихо говорить не умеет! Это мне помогло.
Когда разговор их окончился, отец вошел в комнату, где я нагнулся или, как пишут, склонился над учебником, который мне в тот день был совсем не нужен.
— О радость! Я знал, я чувствовал заране… — пропел отец из «Руслана и Людмилы». — Мой сын делает уроки!..
— Это даже хорошо, что композиторы, которых ты исполняешь, давно уже скончались. — сказала мама.
— Почему? — удивился отец.
— Они бы тебя растерзали! А я не хочу остаться вдовой. Не хочу!
Последние слова она сказала совсем без улыбки. И я испугался. Теперь за отца.
В тот же вечер я спустился тайком к Леониду Миронычу.
Леонид Мироныч живет под нами, на втором этаже. Он врач. Правда, зубной. Но об этом все у нас в доме забыли и вызывают его к себе при любой болезни. А дом наш огромный, целых семь этажей. Всегда есть больные: у кого сердце, у кого грипп, у кого воспаление легких. И все обращаются к дяде Лене. У него есть прозвище: «Дядя Леня — ноль-один». Вообще-то по телефону «ноль-один» вызывают не «скорую помощь», а пожарную команду. Но дяде Лене дали такое именно прозвище…
Он очень добрый. И даже застенчивый. «Видите ли, я ведь только дантист…» — всегда начинает он. «Дантист» — это значит попросту зубной врач или техник. Но дядя Леня всегда называет себя этим красивым словом. А в остальном он очень скромный и даже застенчивый…
Меня дядя Леня встретил в женском фартуке и со сковородкой в руке. На сковородке шипела яичница. Раньше мне казалось, что дядя Леня слишком много думает о еде: всегда я встречаю его с промасленными свертками, которые он держит в протянутой руке. Но мама мне объяснила, что все холостяки очень много возятся с продуктами, а едят гораздо меньше женатых: просто они не способны вести хозяйство. Ну, как некоторые ученики, которые часами возятся дома с тетрадями и учебниками, корпят над ними, зубрят, а отвечают на двойки или на тройки, потому что у них нет способностей.
