Морковку нож не берет | страница 61
Володя. Вот и преподавал бы свой берендейский. Не знаешь берендейский?
Рюрик. Не знаю. Теперь в моем лице все берендеи только на русском говорят. Я последний русский берендей. Только никому не говори, что последний... Что ты о них еще знаешь?
Володя. О берендеях? Знаю, что были торками.
Рюрик. Тюрками?
Володя. Торками! (Слишком громко, теперь потише.) Торки, торки. Вроде половцев.
Рюрик. Ты уверен, что не славяне?
Володя. Нет, вроде половцев. Торки. Я помню.
Рюрик. А как же «Снегурочка»?
Володя(кого-то цитируя). «Села наша Мурочка под елкой, как снегурочка».
Рюрик. Там же были славяне.
Володя. Художественная литература. Фантазии композитора.
Рюрик. Да. (Принял к сведению.) Ну и прекрасно. Отлично. Это только подтверждает слова Достоевского о предназначении русского человека. Быть братом всех на земле.
Володя. Извини, ты меня утомляешь.
Рюрик. Всецелость, всепримиримость и всечеловечность. Я только сейчас начинаю понимать, что все это значит.
Володя. Да, ты ведь писал диплом по Достоевскому.
Рюрик. Разве я тогда знал, что хотел сказать Достоевский! Помнишь о русском скитальце? Это же обо мне, обо мне! И всепримиримость — обо мне! И всечеловечность! Ибо назначение мое, Володька, есть бесспорно всеевропейское и всемирное, и, только став берендеем, здесь очутившись, я наконец понял все, Володя. Кто я такой. Я всечеловек. Всецелость. Всепримиримость и всечеловечность.
Володя(зевая). Космополит.
Рюрик. Нет, всечеловек, а не космополит. Всечеловек. И ты знаешь, Володя, и ты знаешь, друг сердечный... в чем признаюсь тебе я сейчас... вот: если бы берендеев... не смейся... было бы побольше... я бы, может, возглавил движение...
Пауза. На лице Володи выражение скорби.
Да, да. Если бы берендеям враг угрожал... если б завтра война... я бы на фронт пошел. Я серьезно говорю.
Пауза.
Это вы там у себя все космополитами стали... Это вы все у себя... космополиты... Страна космополитов...
Володя. Покажись психиатру.
Рюрик. Вы и Чаадаева упекли в психушку.
Володя. Чаадаев никогда не был в психушке, историк!
Рюрик. Да какая разница, был или не был. Вставай. Поезд идет. «Чаадаев!»
Приближающийся шум поезда. Гаснет свет. Свисток. Колеса стучат.
ЧЕТВЕРТАЯ СТАНЦИЯ
От предыдущих отличается не многим. Рюрик возится с раскладным столиком. Разбирает и собирает. И опять разбирает. Володя сидит на скамье.
Володя. Так и надо. Не надо доводить до крайностей. Надо самим. Сразу.
Рюрик. Просто свистун знакомый попался. Он меня знает уже.