. Если б он тебя живым увидел... как я... Джон, я даже представить себе не могу!
Федор Кузьмич. Я книг не читаю, Петрович. Я Федор Кузьмич. О душе подумай, Петрович. Не о том думаешь.
Полукикин. Почему же ты именно мне раскрылся, Федор Кузьмич?.. когда столько достойных вокруг? А я? Кто я? Один из толпы — и только. Ну разве что ближе других к яме подошел. К самому краю. И — навернулся.
Федор Кузьмич. Много званных, мало избранных. Знаешь, кто сказал?
Полукикин. Догадываюсь.
Федор Кузьмич. И не воздвигайте мне храма! Так всем и передай, скажи, что мое последнее слово. Скажи, что я приснился тебе. Тебе — поверят.
Полукикин. Джон, не поверят.
Федор Кузьмич. Должны поверить, Петрович. (Встает.) Спасибо тебе за приют. Мне дальше пора.
Полукикин. Не уходи, Джон. Останься. Живи здесь. Я тебя пропишу.
Джон Леннон смеется.
Ты не думай, что сын против. Он против. Но это моя квартира. Что хочу, то и делаю.
Федор Кузьмич. Славный ты человек, Петрович. Люб ты мне. Не поминай лихом.
Полукикин. А если и против — ну и что?.. Я тебя могу вместо себя прописать... А сам выпишусь. Какая ему разница, я или не я?!. Ему лишь бы один был прописан... Пойду по свету, Джон. Вместо тебя! А ты здесь оставайся.
Федор Кузьмич. Вместо меня никак не получится. Нет, Петрович, каждому свой удел. Твое место здесь.
Полукикин. Джон, скажи, я — странноприимец, да? Я — пристанодержатель? Я — ваш? Я ведь с вами, да?.. Ведь если есть бегуны, или как вас там... должны же и эти быть... пристанодержатели, да, Джон? Ну, хочешь, я паспорт выброшу?
Джон Леннон качает головой.
Хочешь, Федор Кузьмич, я от имени своего отрекусь, от прошлого отрекусь — от всего своего? Буду Гордеем Матвеичем... Нет! Диком Джеймсом! Ты только скажи!
Джон Леннон качает головой.
Хочешь, Джон, от тебя отрекусь?
Пауза.
Скажешь — отрекусь! Честное слово!..
Федор Кузьмич. Вот когда ляжешь, да так, что ни одна живая душа знать не будет, где костьми лег, кроме волка серого, ворона чернокрылого да гада овражного, вот тогда и решишь про себя, был ли ты наш или не был, — при прочих немаловажных условиях, о которых я не в праве тебе сейчас говорить в силу эзотеричности исповедуемого мною учения.
Звонок в дверь.
Полукикин. Джон, это Валя Мороз, радиожурналист, она у меня интервью не добрала, сын помешал.
Федор Кузьмич. Не успел — опять в кладовку придется. (Прячется в кладовку.)
Полукикин открывает дверь, впускает... сына.
Виталий Витальевич. Привет, отец.
Полукикин
