И все-таки надо взять пистолет и выйти наружу. Так мне внутренний голос велел. А другой внутренний голос мне говорил: не бери пистолет, просто выйди и посмотри, а пистолет, сам ведь знаешь, тебе не поможет.
И все-таки я решил взять пистолет. Но Тамара душ принимала.
Тамара, когда душ принимала, закрывалась от меня на задвижку. Она стала так делать где-то в апреле. Она считала, что душ, если шумел, то меня возбуждал — причем сверх всякой меры. Но это было не так. Во всяком случае, было не так, как ей представлялось.
В апреле был у нас один почти необъяснимый такой эпизод.
С тех пор она стала от меня закрываться.
Но я о другом, и причем тут какая-то ванна?
Да, я, вспомнив о своем тайнике, подбежал к ванной и застучал в дверь. Я закричал громко: открой!
Опять? — грозно спросила Тамара (голос делано грозный). Это мне: Уймись! Успокойся!
Открой, Тамара! Нельзя терять ни секунды!
Уймись! Не открою!
А ведь она не знала, что у меня пистолет спрятан там за трубой.
А если бы знала?
А вообще, что она знала? Чем была занята ее голова? О чем она думала? Она ведь ничего обо мне не знала! Не знала, что я хочу убить Ельцина. И что в ванной у меня тайник!
И если бы я действительно так возбуждался от шума воды, разве бы я не сломал дверь? Да я бы выбил ее левым плечом! После того апрельского случая у меня было много возможностей прорваться к ней в ванную во время ее в этой ванной мытья! Однако я ни разу не выбил задвижку — и где же тогда я возбуждался?
Да ведь она ж меня провоцировала (я потом догадался) этой задвижкой нарочно.
Но я о другом.
Я бы выбил задвижку, если б не внутренний голос — второй, а не первый. Уймись. Иди на улицу и не выдавай волнения. Пистолет не пригодится тебе. План отменен. Так что выйди и посмотри. Просто побудь. Пока он не проехал.
Я так и выбежал в домашних тапочках, чтобы не терять ни секунды.
Я выбежал из дома, но уже во дворе перешел на обычный шаг. Вышел из подъезда свободно. Ельцин еще не проехал. Шли по тротуару прохожие. Как обычно ходят они. Некоторые останавливались и смотрели в перспективу Московского. Далеко, за Обводным каналом, виднелись Триумфальные ворота, памятник победе в турецкой войне.
Обычно улицы, когда проезжали государственные деятели, перекрывались не менее чем за десять минут, так что время было еще.
Со стороны набережной Фонтанки перегородили движение. Там стояли машины, впрочем, я их не видел с того места, где был.
Странно смотреть на пустой проспект. Пустота проспекта тревожит душу. Ни одной припаркованной машины. Убрано все.
