Оказалось, что Анна Гермогеновна мародёрствует в морге под открытым небом на улице Репина, ворует у мертвецов пальто и галоши. Хорошо ещё, что Вера Сергеевна не знала, что творится на чердаке, где мама расхищала социалистическую собственность, цинично распиливая деревянные перекрытия. Явилась наводить порядок заступница-Машенька, но коммунистка так страшно застучала ломом, что змея решила сдаться без боя: схоронилась под буфет, там, почувствовав расстройство, малодушно наложила кучу с крысиной шкуркой.
Вера Сергеевна не хотела уходить от Цветковых, казалось, она не понимала, что находится не у себя, сидела на полу в коридоре и глухо ругалась. Пришёл Крупов, коммунистка стала отчаянно кричать, что надо прорывать блокаду, потому что люди умирают без хлеба. Инженер тоже стал кричать — довольно страшные вещи. Склонившись над Верой Сергеевной, он отвечал, что нет никакой блокады, что завод получил двести тонн комплектующих деталей, отправил на фронт миллион снарядов и совершенно непонятно, почему Вера Сергеевна не получает достаточно хлеба. «Нет блокады! Нет блокады!» — дышал на женщину луком ведущий инженер. Вера Сергеевна словно окаменела, потом вскочила и сказала, что считает своим долгом донести на Крупова, что его будут судить за клевету на партию и пораженческую агитацию по всей строгости военного времени. «Валяй! Лом забыла!» — крикнул в спину коммунистке изобретатель-клеветник.
Крупов не появлялся неделю, испуганная Аня пошла к нему на четвёртую линию, соседи сказали, что он ночует на заводе. «Неужели арестовали?» Морозным сверкающим утром Аня увидела, как во двор въехал автомобиль, вышли люди в военной форме. Аня приоткрыла окно, послышался требовательно-хлопотливый голос коммунистки. «Неужели за мной?» Аня растолкала спящих детей, нацепила на них верхнюю одежду и, не теряя времени, выпихнула на скользкую крышу каретника (хорошо, что никто не свалился!). Спрятались в пустой голубятне. Через окошечко видели, как военные сели в автомобиль и уехали. Дома всё было в порядке, дверь никто не ломал, шесть оставшихся почтарей уютно курлыкали, Машенька растянулась на диване. Ложная тревога.
Всю ночь коммунистка колотила ломом по лестнице, невозможно было заснуть. Выходить к ней боялись — как бы не пришибла; было очевидно, что Вера Сергеевна не в себе...
Ане казалось, что дети не страдают от голода — они либо спали, либо играли в зоологическое лото, еду не клянчили, только спрашивали: что у нас на ужин, что на обед? А вот ей очень хотелось есть, в голове со звоном кружилась карусель с фантастическими зверями. Она начинала пить голубиный бульон и не могла остановиться, потом приходилось доливать воду, так что суп только пах мясом, но дети были довольны, Маруся любила голубиное сердечко, Виталик — печёнку, Марта — желудок.
