Когда я наблюдала за ним, стоящим посреди группы тех, с кем вместе я росла, Томас Холланд выглядел взрослым мужчиной среди мальчиков. Рыцарем среди сквайров. Я опять изучала его, прислушиваясь к своей реакции на человека, за которого я вышла вопреки всем доводам здравого смысла. Фигура его, когда он присел у ног Филиппы, была окутана каким-то мистическим ореолом, а белая повязка не портила его в моих глазах, не делала безобразным. Наоборот, в том, что он, будучи столь серьезно ранен, продолжал источать силу и страсть настоящего рыцаря, присутствовало особое очарование. И очень интригующим выглядело то, что, подчеркивая этот шарм, он выбрал повязку из белого шелка, а не обычную кожаную. В этом был Томас Холланд, которого я еще не знала.
И, вероятно, никогда уже не узнаю.
– Так вы ничего не видите? – спросил его Нед, присевший рядом; он явно был потрясен возможной перспективой такого увечья для солдата.
– Тем глазом, который Господь счел нужным мне оставить, я вижу достаточно хорошо, милорд. А вот тот неверный, который нанес мне этот злосчастный удар, уже не дышит воздухом Господним.
– Но, наверное, теперь вы не сможете сражаться, – нахмурился Нед. – С одним-то глазом.
На лице Томаса появилась улыбка, тронувшая мое сердце.
– Король Богемии, прославившийся своей отвагой на всю Европу, потерял зрение полностью. Тем не менее он твердо намерен сражаться опять, направляемый своими рыцарями на поле боя. И почему бы ему не делать это, если он по-прежнему может крепко держаться в седле и орудовать мечом? Мое же положение не такое уж отчаянное. Так что я наверняка буду сражаться снова.
С благоговейным трепетом Нед протянул руку и коснулся белой повязки:
– Я буду таким же смелым, как вы.
– Как пожелаете, милорд.
Уилл, стоявший рядом со мной, все это время молчал, как и я.
Это продолжалось, пока Эдуард не увел Томаса; первое возбуждение от этой встречи ушло, оставив за собой пустоту легкого разочарования. Я просто осела на пол, продолжая прижимать к себе свою лютню и чувствуя, что во рту у меня пересохло, как на дне высохшего за лето ручья. Томас перед своим уходом бросил в мою сторону еще один беглый взгляд, в котором сквозил вопрос или, возможно, даже предупреждение, что он отыщет меня, когда наступит подходящий момент.
Но прежде я сама разыщу его.
– Ты будешь играть на этом? – спросила Изабелла, которая уже добрых полчаса находилась вне центра всеобщего внимания. – Если нет, дай-ка ее мне.
