Суждения Изабеллы оказались обескураживающе меткими.
– Я поступила так, потому что хотела этого, – возразила я, решив ничего не приукрашивать.
– А теперь все мы должны пожинать последствия этого, – заметила королева. – Король недоволен. Он уехал на охоту.
Когда на душе у короля бушевала буря, он всегда отправлялся на охоту.
Вот так наша тайна была выпущена на свободу, и спрятать ее обратно не было уже никакой возможности. Как правильно сказала королева, теперь всем нам предстояло жить, пожиная последствия, к чему я, собственно, уже приступила: за мною тенью ходил эскорт из двух здоровенных соглядатаев из числа прислуги в доме Монтегю, которые, выполняя распоряжения моего мужа графа Солсбери, не отходили от меня ни на шаг и выпускали меня из виду только тогда, когда я уединялась в своей спальне или в дамской комнате.
– Мы здесь для вашей безопасности, миледи, – сообщили они мне, когда я выказала неудовольствие их навязчивым присутствием.
– А мне что-то угрожает?
– Не сейчас, миледи. И мы этого не допустим.
Может быть, Уилл ожидает, что я сбегу с Томасом? Или стану потакать внебрачным связям? Грациозно пожав плечами и одарив своих провожатых чарующей улыбкой, я смирилась с ними, как и с тем, что буду терпеть этот неприятный надзор, пока в один прекрасный день не смогу выбросить все семейство Монтегю из своих мыслей и своей жизни вообще.
Я должна была держаться за веру в это. Потому что в противном случае я могла бы погрузиться в отчаяние от перспективы вечно влачить существование в обстановке этой странной неопределенности, чего мне очень не хотелось.
Я никогда не любила ощущение беспомощности. Мысль о возможной неудаче Томаса терзала меня с утра до ночи и подталкивала, какими бы ограниченными ни были мои возможности, к любым шагам, чтобы помочь ему быть в папском суде впечатляющим и убедительным. У него не было понимания того, как работают все эти сложные законы, что неудивительно, поскольку такими знаниями обладают только специально подготовленные церковники. Не было у него ни юридической подготовки, ни умения говорить, чтобы красиво подать наше дело в недружелюбной обстановке. Если Томас, приехав в Авиньон, будет запинаться, путаться в своих доводах и не проявит необходимые в таких вопросах хитрость и находчивость, это может похоронить все его далеко идущие планы.
– Вы знаете каких-нибудь адвокатов? – спросила я у него перед его отъездом в Авиньон, будучи уверенной, что таковых у него не имеется. Действительно, ну когда Томас мог пересекаться с каким-нибудь выдающимся знатоком права?
