Шарманка | страница 40

ПЕРСОНАЖИ.

Арлекин.

Учительница 30-ти лет.

Дети 6-ти, 7-ми лет.

Мать.

Прохожий.

Кокотка.

Толпа.

Солидный господин из публики.

Над трубами тянутся по червонному небу тучевые и дымные полосы. Ненастный вечер. Петербургский особняк. У барского подъезда сидит Арлекин в трико и бубенцах и следит глазами прохожих.

Проходит учительница.

Музыка доносится точно издали: к началу разговора смолкает, как бы уносимая ветром.

Арлекин.

Позвольте вас проводить.

Учительница.

Нахал!..

Торопится

Арлекин.

Ах, нет, пожалейте, позвольте вас проводить – только издали…

Учительница.

И нигде не видно городового.

Арлекин.

Немного ломаясь.

Моя осенняя любовь…

Учительница.

Оставьте!..

Арлекин.

Убедительно и с непонятной силой.

Королева!..

Учительница.

Молчит.

Арлекин.

Я люблю, – вы так красивы… Вы всегда так прекрасны в осенние вечера?

Учительница.

Как бы в исступлении.

Насмехаетесь! Еще насмехаетесь… Я одинока, девушка, худа, я получаю двадцать рублей, как кухарка; я устала, я охрипла… Вы слышите, я охрипла на вечных уроках; мне не могут сниться фантазии.

Арлекин.

Ах, нет, вам это только так кажется… У меня была мечта… это – Вы.

Учительница.

Медленно оглядываясь.

У вас черные ресницы и большие глаза на бледном лице умирающих и детей…

Арлекин.

У меня черные ресницы и большие глаза умирающих детей.

Учительница.

У вас печальное выразительное лицо.

Арлекин.

У меня печальное выразительное лицо.

Учительница.

Ваши бледные губы…

Арлекин.

Мои бледные губы почти всегда сомкнуты. Меня сбивает с ног ветер.

Учительница.

У вас большие, печальные, черные глаза, Арлекин.

Арлекин.

Да, видите ли, это немудрено, королева. Я немножко еврейского происхождения; я ведь сын Агасфера, Вечного Жида.

Учительница.

Ах, вот отчего вы так трепетны и печальны! Вас так ужасно мучили! На вашей красной с черным одежде я вижу точно следы крови. На ваших бледных руках – царапины и синие пятна. Испуг на вашем пестром платье. Над вами столько издевались все века. Вы дрожите, вы страдаете…

Арлекин.

Ах, нет, моя королева, мне просто холодно. На земле было столько простуженных и веселых карнавалов, и столько пьют, и столько было у меня женщин, что я облысел немного, и теперь я просто зябну под бумажным моим колпаком. Это, видите ли, наследственно: мой папаша очень зябок, и потому мне чертовски холодно в вашем Петербурге.