— Не надо покупаться на такое разнообразие, нужно акклиматизироваться, а потом разгуляемся!
— Потом может и не быть! Куда это все вывалить?
— Оставь, оставь все здесь, сейчас подойдут и уберут, сходи, положи чего-нибудь одного и поешь! — раздраженная Наташа ела сыр и тушеные овощи.
— Нет, прикольно, столько всего! Вообще прикольно.
Хот-Дог метнулся за едой. К нам опять подошел официант. Наташа попросила убрать тарелку Хот-Дога и заказала всем еще по пиву.
— А ю рашенз? — официант улыбнулся Наташе.
— Ноу! Уи а фром Литвениа!
— Оу!.. — официант опять улыбнулся и ушел.
— Не будем говорить, что мы русские… я сказала из Литвы.
— Почему из Литвы?
— Во-первых, там тоже могут говорить по-русски, он же явно спросил, потому что услышал нас, а потом он все равно не знает, что это за страна… к русским тут, может, такой же подход, как в футболе…
— Какое его дело, откуда мы?! Урод! Носи пиво, убирай тарелки… — Пепси выронил кусок чего-то на скатерть. — Урод!
— Не надо ссориться с официантами, еще нахаркает нам в пиво…
— Лучше вообще быть потише, мы должны быть незаметными!
Со стороны столов с едой раздался страшный грохот. Хот-Дог не удержался… Мы подскочили и побежали к нему. Он лежал на кафельном полу, вымаранный в еде, рядом стояла пластмассовая табличка — видимо, предупреждение, что очень скользко. На табличке было написано «Caution» и нарисован человечек, валяющийся на полу, очень похожий на Хот-Дога. Вообще никто из отдыхающих здесь не ходил, наверное потому, что понимали смысл этой таблички. Все подходили к столам с едой по деревянному полу. Идти к еде по нему было дольше, но безопаснее. Хот-Дог выл на весь ресторан, даже те, кто продолжал есть и не побежал смотреть, — ели теперь без аппетита. Хот-Дог был в ударе — его матерные неологизмы звучали на всю прибрежную зону.
— Вот мудак! — Наташа покачала головой и вернулась за стол. Я и Пепси остались с Хот-Догом. Подошел врач отеля, посмотрел ногу Хот-Дога. Он попробовал поговорить с Хот-Догом сначала по-турецки, потом на английском, потом на немецком, а потом попросил официантов отнести Хот-Дога к себе в кабинет. Мы проводили Хот-Дога… проводили взглядом и пошли доедать ужин.
— Так… — У Наташи заблестели глаза. — Сидите, я прорулюсь пойду… — Наверное, ее презрение к Хот-Догу прошло, и она запереживала… А, может, она теперь из жалости вообще по-другому посмотрит на него. Женщинам это нужно — жалеть, иначе они не любят. Жалость унижает. Это знают женщины, которые любят, и те, кого они любят из жалости, тоже это знают. Без унижения, выходит, никакой любви не получается.
