– Тогда не все потеряно, – утешил его опытный Сертан. – Вот если бы она смотрела сквозь тебя равнодушным взглядом…
– Ты думаешь? – с надеждой спросил Кали.
– Ох, Кали… – протянул Сертан и быстрым движением потрепал мокрую голову друга. – Люблю я тебя, дурака. – Он двумя руками отодвинул от себя Кали и проговорил почти ласково: – Не кручинься, как-нибудь устроится. Не впервой, прорвемся! А ты чего там жмешься, Монтейн, картины мои изучаешь? Иди к нам!
Монтейну было не по себе, однако отказать Сертану он не мог: пришлось подойти и взять чашку с кофе.
– Я даже не помню, как ее зовут, – сказал Кали. – Я отвел ее домой, к родителям, и там бросил. А сам сбежал.
– Нормальная реакция, – успокоительно сказал Сертан. – А насчет имени – не страшно. Потом спросишь у мамы, она наверняка уже знает.
– Монтейн, – Кали жалостно посмотрел на Монтейна, – может, ты помнишь?
– А? Что? – сказал Монтейн, с трудом выныривая из сумбура обуревавших его мыслей. – Это та рыжая… – поразился он.
– Ты говоришь о моей жене, – ледяным голосом произнес Кали, глядя на Монтейна с неожиданной резкостью.
«Только этого еще не хватало», – подумал Монтейн.
– Извини… Я… не помню.
– Сона, – сказал Гиеди. Все обернулись к нему. Даже Монтейн посмотрел на Гиеди, хотя это далось ему нелегко. – Сона Акрукс, – повторил тот спокойно.
– Ищейка, – буркнул Кали. – И это уже знают.
– Профессия такая, – пожал Гиеди плечами.
Гиеди чувствовал напряжение, возникшее между ним и Монтейном, но навязываться не стал. Странно, он никак не мог понять, чем мог вызвать у этого мальчишки такую неприязнь. Они ведь никогда не пересекались – так, разве что виделись вскользь несколько раз в одном и том же обществе; даже знакомы и представлены друг другу не были. Да и сам Монтейн был ему вполне симпатичен: лицо хоть и смазливое, но умное, глаза ясные. К тому же если мальчишка сумел всерьез подружиться с Кали и завоевать приязнь Сертана, то, стало быть, что-то в нем есть. Нюху Сертана на людей можно доверять, а Менкалинан не всякого к своей душе подпускает.
Кали лежал на диване, облаченный в роскошный халат Сертана… На его лице начало проявляться какое-то задумчивое выражение.
Гиеди и Монтейн заняли места в креслах по обе стороны дивана. Монтейн угрюмо посматривал на Гиеди, но помалкивал. Сертан примостился у стола; он что-то начал рассказывать, однако поддерживать беседу никто не стремился. Тем не менее в комнате то и дело появлялись какие-то люди, невесть откуда прослышавшие, что Кали женился, и видимость оживленного разговора поневоле поддерживалась. Новоприбывшие обращались к Кали с расспросами, но тот был немногословен и не желал распространяться о ловушке, в которую попал по вине ветреного предка: «Женился, да… по любви… нет, не очень знатная, но красивая… остроумная и веселая… да, люблю и поэтому женился» – примерно так звучали его слова. Убедительности им добавляли светящиеся задумчивой нежностью глаза и глуповатая улыбка – кто угодно, посмотрев на него, поверил бы, что Красавчик Кали перестал служить объектом охоты матримониально настроенных дам и девиц.
