Весна после смерти | страница 3



  И, милый,
  Покой, о какой!

1913.

Без болезни, без стыда, мирно…

Придет мой день – положат в ящик голым.
И вот больничный, белый, бледный конь.
Отправят прах, расплывшийся дебёло,
В часовню, в тишь, где холод, мрак, и вонь.
И желтый гроб с неплотно легшей крышкой,
Другой одёр – огромный конь везет.
И, вслед, безумный, видя, кличет: с Тишкой?
Покончил, сволочь, скверный свой живот!

И находящимся в гробах дарована жизнь

Белая-бледная-больничная лошадь везет тихо невзрачный, черного цвета ящик. В ящике мышь грызет, грызет угол – добыть света, поэту лежащему в ящике. Света… Кто же это сказал слово – слышали? Голый поэт недвижим, мертв. И уже проехали окна больничного большого зала, уже пора – сейчас…. Сходи же.

Как-то ты голый, весною, пойдешь,
Мимо английского сада и парка,
Желтый, небритый, колючий как, ёж.
Солнце-то светит, как ярко!..
Как ярко…
Кто это шепчет? И мышь испугал.
Мерзлый мертвец скажет ли слово?
Шумный ворон и галок кагал
Новость несет, привычную крову.
Эх, как свалил сторож безбровый…
Солнце все светит, как ярко…
Света…
Вноси же.

1913. Преображ. больн.

Часть вторая

О, кто мне скажет, что в моей крови?

И. Каневской.

Волос черный, жаркий –

Жгучая печать то

Пламени плотского.

И. Каневский.

Здесь человек лишь снится сам себе.



Песня

(Из повести: Последнее посещение)
 О нежном лице
   Ея,
 О камне в кольце
   Ея,
 О низком крыльце
   Ея,
 Песня моя.
О пепле волос твоих,
Об инее роз твоих,
О капельках слез твоих
 Мой стих.
 Желто лицо
   Мое.
 Без камня кольцо
   Мое.
 Пустынно крыльцо
   Мое.
 Но вдвоем,
 Ты и я,
 Товий и Лейя.
Наша песня печальна, как родина наша.
Наша чаша полна и отравлена чаша.
 Прикоснемся устами,
 И сожжем в ней уста мы,
  Ты и я,
  Товий – Лейя.
Но печальна не песня, а радость в глазах.
Но светлеет не радость – то снег в волосах.
Но пестреет не луг наш – могила в цветах
   Лицо ея.
   Кольцо ея.
   Крыльцо ея.
   Счастлив я.

1912.

Летаргия

Погиб – и дан ему покой

Лермонтов.

1. Свидание.
Пришла в последний раз, бледна,
Но рада как! – в движеньях скрытых.
Стоит – зачем? – почти одна,
Коснуться губ, волос небритых?
Кривится рот, усмешкой той.
Усмешкой! – будто он не мертвый.
Скользнул кинжал (иль нож простой)…
Какой здесь воздух тяжко спертый.
Нет… наклонилась, замерла,
И смотрит, смотрит. Да, недвижим.
Все ждут парения орла,
А он, он, ворон черный, – ближе.
О, крик… неясною чертой
Пришло и умерло движенье.
О, кто ты? каторжник? святой?
Ты жив, ответь? Ты – Воскресенье?
Ушла. Желтеет странный лик,
Чернеют волосы сурово.