— Пойдем, Шарлотта, — сказал Фредерик, — попробуем добраться до какой-нибудь хижины здесь в лесу.
— Мне кажется, что там вдали между деревьями светится огонек, — возразила Шарлотта. — Пойдем туда.
— Это не огонь, а ледяные сосульки на деревьях, которые блестят в темноте, — ответил Фредерик.
— Мне кажется, что перед нами большая гора, — сказала Шарлотта. — Неужели это жилище трольдов, Растекайс, куда в Рождественский сочельник маленький Сампо ездил верхом на волке?
— Что ты говоришь, — ответил Фредерик. — От нашего дома до Растекайса будет по крайней мере 70 миль. Пойдем и поднимемся на гору, там мы можем лучше осмотреться.
Сказано, сделано. Они стали пробираться вперед по высоким снежным сугробам, с трудом пробираясь через кусты и сломанные деревья, которые попадались им на пути и спустя несколько времени добрались до горы. В горе они увидали маленькую дверь, сквозь которую светилось что-то похожее на огонь. Фредерик и Шарлотта пошли по направлению к свету и, к своему ужасу, увидали, что они находятся у трольдов в Растекайсе. Но вернуться назад было уже поздно, да к тому же и волки были так близко, что почти заглядывали в двери. Вне себя от ужаса Фредерик и Шарлотта остановились у самых дверей и увидали перед собою большое зало, где трольды справляли Рождество. Их было тут несколько тысяч, и все они были очень маленькие, вышиною в несколько дюймов. Все они казались какими-то сморщенными, были одеты в серое платье, и ходили чрезвычайно быстро. Темноты они не боялись, потому что вместо свечей у них были замерзшие червяки-светляки и гнилые древесные пни, которые светили им в темноте. Но когда им хотелось иметь хорошую иллюминацию, тогда они начинали гладить по спине черную кошку, отчего шерсть у ней начинала искриться; но вообще трольды этого не любили, и как только кто-нибудь из них начинал гладить кошку, то остальные начинали кричать: «Не надо! Не надо! Сил нет выносить такого яркого света!»
Надо сказать, что все трольды боятся света и пугаются, если их кто-нибудь увидит в их настоящем виде. Они и теперь справляли праздник потому, что заметили, как дни к концу года становились все короче и короче, а ночи делались все длиннее и длиннее. Они надеялись (это они думают с наступлением каждого Рождества, потому что вообще всякий охотно верит тому, что ему нравится), что наконец дня вовсе не будет и наступит вечная ночь. Эта мысль так несказанно радовала их, что они начинали танцевать и по своему весело праздновать Рождество; они все были язычники и не умели справлять его лучше.
