Ниночка замерла, все это сильно напоминало ей ужасную зиму, когда довелось ждать, ждать, ждать перед крепостью, ждать, пока упрямство женское не взяло на измор даже такого генерала, как Луков. Но зимой можно было укутаться, упрятаться в меха, сжаться в комочек на прелой соломе, одеялом укрыться. Против летней жары ничто не помогало. На таком пекле можно было только жариться, как на сковороде в преисподней.
После полудня подъехало еще девять экипажей. Княгини Трубецкая и Волконская еще не сумели смириться с царским приговором. Их прошения не были приняты точно так же. На сей раз из дверей показался более высокий чин и оповестил дам, что вынужден будет очистить площадь с помощью солдат, ежели милые дамы сей же час не исчезнут по доброй воле.
— Ага, граф Драгович! — крикнула Трубецкая. Она поднялась в открытом экипаже в полный рост, поправила шляпку в волосах и выкрикнула на всю площадь. — На Пасху 1825-го он со мной перед самим митрополитом христосывался. А теперь собирается прогнать палками, как шелудивую собачонку!
Граф опустил голову, резко развернулся и побежал во дворец. И почти сразу же из ворот вышла рота гвардейцев.
— Боже, храни государя! — выкрикнула Трубецкая, нервно рассмеявшись. — Ему твоя помощь, Боже, ой как скоро понадобится! — Она шлепнула зонтиком своего кучера и откинулась на сиденья. Экипаж княгини тронулся с места, за ним последовали остальные.
Мирон Федорович вскинул глаза на Ниночку.
— А мы? — спросил он.
— Следуй за ними, Мирон! — приказала она.
Когда показались гвардейцы, Ниночка даже подскочила на подушках. Теперь она, правда, немного успокоилась. Девушка заметила, что другие экипажи ждут ее на берегу Невы. Вокруг них уже собралась небольшая кучка народа, и княгиня Трубецкая уже вовсю держала речь о судьбе приговоренных декабристов.
— Ныне мы должны держаться друг друга. Надобно быть с ними, когда пойдут по этапу мужья наши, — сказала она в заключение.
Мирон покачал головой.
— Кто ж допустит, чтоб ваши сиятельства их сопровождали?
— А кто ж нам помешает?
— Армия. Указ царев никто нарушать не посмеет.
— Имеет ли право император запрещать путешествовать по стране?
— Царь все может, вы и сами про то ведаете, ваше сиятельство.
— Поживем — увидим, Мирон. Невозможно ж Сибирь от людей запереть.
— Сибирь, оно конечно, не запрешь, а вот дороги, по которым поведут каторжан, перекрыть можно!
— Думаешь? — Ниночка устроилась в экипаже поудобнее и повертела в руках зонтик. Как здорово трепетали на ветру кружевные воланы. И точно так же трепетало сейчас ее сердечко, только трепетало, исходя болью. — А еще за каторжниками пойдут стаи волчьи. Всех не отгонишь. Ладно, придется и нам в волков обратиться. Готовься, Мирон.
