Княжна Шаховская положила книгу на стоявшее в проходе старинное трюмо на ветхих ножках и, щуря подслеповатые глазки, расписалась, изрядно заехав при этом на чужую строчку.
Никита укоризненно покачал головой.
– А можно я за Наталью Всеволодовну распишусь? – прошамкала аристократка, оказавшаяся, как понял Никита, Анастасией Всеволодной. – А то она неважно себя чувствует, прилегла.
И она, вздохнув, посмотрела на закрытую дверь комнаты.
– Не положено, – растерялся не готовый к такому обороту Никита. – Надо, чтоб они сами.
– Надо так надо, – снова вздохнула Анастасия Всеволодна. – Ладно, вы подождите здесь, я пойду, разбужу ее. Вы позволите, она в комнате распишется? Или она непременно должна сюда выйти?
Никите неожиданно стало совестно. Чего, действительно, он привязался. Отдыхает человек и пусть себе отдыхает. Болеет к тому же. По себе ведь знал, когда голова с похмелья болит, шелохнуться невозможно, не то что встать. Да и какая разница, в конце концов, кто распишется. Тем более их не отличишь, этих сестер.
– Ладно, – великодушно махнул он рукой, – расписывайтесь вы за нее. Только никому не говорите, что я разрешил.
– Да ну что вы, – заулыбалась старушка беззубым ртом. – Не беспокойтесь об этом. Конечно, мы никому не скажем. Спасибо вам большое за чуткость.
«Спасибо на хлеб не намажешь!» – хотел было сказать Никита, но в последний момент удержался.
Намекать на что-либо этой аристократической бабке было совершенно бесполезно. Все равно не поймет. К тому же и поднести-то ей наверняка нечего.
Он терпеливо дождался, пока княжна нацарапает вторую подпись, спрятал книгу, чуть помялся еще для приличия и начал прощаться.
– Ну, я побег! – деловито объявил он. – А то еще работы полно. И, подумав, вежливо добавил:
– Наталье Всеволодовне передайте, чтоб не болела.
– Передам обязательно, – склонила седую головку Шаховская. – Благодарю вас за любезность. Всего вам доброго, голубчик.
– До свидания, – заключил в ответ Никита и быстро закрыл за собой дверь.
Оказавшись опять на лестничной площадке, Никита Бабахин первым делом глубоко вдохнул свежий по сравнению со стариковской квартирой воздух. Затем, как конь, вырвавшийся на простор, с облегчением мотнул несколько раз головой и помчался вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки. Настроение у Никиты отчего-то стало самое что ни на есть превосходное.
