— Ты любишь его? — неожиданно спросила Карли, буравя ее взглядом, словно лазером.
— Да. Люблю. Очень, — без малейшего колебания ответила Фрэнки.
Сестра Габриэля взяла яблоко из вазы с фруктами и с хрустом принялась есть его, не сводя глаз с Фрэнки.
— Знаешь ли, я не собираюсь симпатизировать тебе только потому, что ты замужем за ним.
— Я ничего такого и не жду. Но Габриэль был бы рад, если бы мы с тобой подружились, или ты так не думаешь? — Хотя Фрэнки знала, что он против их дружбы, но она чувствовала исходившее от Карли чувство одиночества.
И кто, как не она, был экспертом в подобных делах?
— Возможно, — скептически ответила Карли. Эта воспитанная по законам улицы и очень умная девушка напоминала Фрэнки щенка, которого слишком часто пинали, чтобы он снова приблизился к человеку. — Когда он вернется?
— Завтра. Он очень обрадуется твоему визиту и…
Карли внезапно поморщилась и схватилась за живот.
— Что случилось? — встревожилась Фрэнки. — Тебе плохо?
— Ничего страшного. У тебя есть обезболивающие? У меня болит живот из‑за месячных.
— Конечно. Сейчас поищу, а ты пока можешь подняться в одну из спален. Я сделаю тебе теплый компресс. Мне обычно помогает в такие периоды… — Фрэнки вдруг запнулась и прикусила губу, пытаясь вспомнить, когда у нее были месячные, и ей стало дурно.
У нее была задержка. На целую неделю.
Хотя такое случалось и раньше. Поэтому она и начала принимать противозачаточные, чтобы отрегулировать свой цикл.
Фрэнки решила, что завтра купит тест на беременность. А Габриэлю можно ничего не говорить. Какой в этом смысл, если результат окажется отрицательным? Хотя она очень сожалела, что Габриэль и слышать не хотел о том, чтобы становиться отцом. А кто лучше его подойдет на роль отца ее детей? Фрэнки не представляла себя рядом с другим человеком. Она не хотела делить свое тело с кем‑то, кроме него.
И не представляла возможным любить кого‑то другого.
Габриэль планировал остаться на ночь в Риме, но после окончания деловой встречи ему нестерпимо захотелось вернуться домой, к Фрэнки.
Было бы неправдой сказать, что он не возвращался к их разговору об отцовстве.
Но не потому, что собирался изменить свое мнение.
Никак нет.
Его беспокоило то, что им, в конце концов, придется расстаться. А для Габриэля с каждым днем становилось все сложнее и сложнее представить время, когда Фрэнки больше не будет в его постели.
В его жизни.
В его мыслях и чувствах.
Да, чувствах — этих запутанных штуковинах, которых он так старательно избегал.
