Учитывая непродолжительность отпуска по уходу за ребенком в США, неудивительно, что после рождения Майи мне трудно познакомиться с другими молодыми мамами. Большинство из них, скорее всего, работает. А остальные, видимо, думают, что конец зимы не самая подходящая пора для общения. По крайней мере, на улице. Во время своих ежедневных прогулок я не вижу других колясок. Парк, где я могла бы встретить хотя бы нескольких мам или нянь с детьми, пустынен, а ворота главного входа заперты на замок.
– Жаль, что сейчас не лето и мы с ребенком не можем пойти погулять, – говорит одна мама, приехавшая ко мне в гости со своим малышом. – Как ты думаешь, когда будет безопасно вывести его на улицу?
Этот вопрос ставит меня в тупик, ведь я никогда не считала опасным вывозить Майю на прогулку в холодную погоду. Мало-помалу я начинаю понимать, что мои взгляды на материнство существенно отличаются от взглядов американских мам.
До этого момента я думала, что отлично вписываюсь в местное сообщество. И пусть во мне было меньше американского духа, чем в сэндвиче с джемом и арахисовым маслом, я считала себя как минимум хорошо ассимилированным гражданином. Я выполнила все процедуры, заполнила все анкеты, сдала тесты и отсидела бесчисленное количество часов вместе с другими страждущими иностранцами в скучных коридорах правительственных учреждений, выглядевших так, словно из них высосали всю жизнь. В 2008 году я наконец принесла присягу и получила гражданство. Конечно, я по-прежнему периодически делала ошибки в произношении некоторых слов вроде porcupine и adage и наверняка разобрала не весь мелкий шрифт в своем медицинском полисе, но в целом хорошо приспособилась к жизни на своей новой родине. И хотя мне во многом не хватало Швеции (самым трудным было видеться с семьей всего раз в год), я была рада стать полноценным гражданином США и принять все связанные с этим статусом права и обязанности.
Получив свидетельство о натурализации, я, казалось бы, должна была почувствовать себя настоящей американкой. Но ирония судьбы такова, что, став в том же году мамой, я убедилась как раз в обратном. Мне кажется, большинство родителей в общем и целом понимают, чего хотят для своих детей, во многом исходя из воспоминаний о собственном детстве. Мы передаем следующему поколению свои убеждения, идеи и традиции, чтобы наше наследие продолжало жить после нашей смерти. Наши взгляды на воспитание детей тесно связаны с культурными нормами, и дети в определенном смысле продолжение нас. Мы стараемся воссоздать лучшее из собственного детского опыта и исключить худшее, дать детям максимум из того, что можем им предложить. Эта цель одинакова и для скандинавских, и для американских родителей, просто мы по-разному идем к ней. Очень скоро это становится очевидным.
