Люди всю жизнь слышат рассказы о художниках, и очень часто они действительно верят в «поэтическое право на отклонение от нормы», по которому человек творческий, претендует на позволение игнорировать любую моральную установку, которая ему неудобна.
Мысли обычного человека о творческих людях не имели бы никакого значения, если бы только такие установки не влияли на тех, кто хочет стать писателем; против своей собственной воли, обыватели считают, что в жизни писателя есть что-то страшное и опасное, а некоторые очень застенчивые люди, которых мы сейчас считаем смутьянами, стали таковыми только из-за того, что они слишком доверяли таким расхожим представлениям о том, что же такое жизнь человека творческого.
Творческие люди. Фальшивые и настоящие
В конце концов, очень немногие из нас рождаются в семьях, в которых они могут увидеть истинные примеры творческого темперамента, и поскольку у творческих людей, безусловно, есть своя личная жизнь, она обязательно идёт по другой схеме, отличающейся от жизни обычного человека.
Очень легко неправильно понять, что именно делает художник и почему он это делает, если мы наблюдаем за ним со стороны. Определение творческой личности, как монстра, в котором уживается тщеславный ребёнок, мученик и молодой повеса — это наследие, доставшееся нам ещё с прошлого века и это удивительно обременяющее наследие.
Существует и более ранняя, более здоровая идея того, что такое человек творческий — идея, определяющая его, как гения, человека более разностороннего, более сочувствующего, более прилежного, чем его товарищи, того, чьи вкусы всеобъемлющи, и кто менее других подвластен идеям толпы.
Тем не менее, зерно истины в концепции конца прошлого века есть: гениальный автор, до последнего вздоха сохраняет спонтанность и чувствительность ребёнка, «невинность глаз», которая так много значит для живописцев, он сохраняет способность быстро и по-новому реагировать на события в своей жизни, реагировать на привычное так, как если бы это всё было для него внове; он сохраняет способность видеть черты и характер людей так, как если бы всё это было только что создано руками Бога, а не просто и быстро сортировать их по пыльным категориям, навешивая на них ярлыки, без тени удивления и изумления. Он сохраняет способность быстро и остро ощущать ситуации, и слово «банальное» вряд ли имеет для него какое-либо значение. Он всегда видит «соответствия между вещами», о которых Аристотель говорил две тысячи лет назад. Эта свежесть отклика, эти ответные чувства жизненно важны для таланта автора.
