Врачи позволили ей снять мягкую маску всего пару дней назад, когда убедились, что трещина глазницы начала затягиваться. Ее левая рука до сих пор висела в повязке – Пачанга сломал ей ключицу. В больнице сказали, что она сможет снять ее только через неделю, но она так раздражала Кэри, что вряд ли она выдержала бы так долго.
Из-за сломанных ребер ее также заставили носить защитный корсет. Это тоже было очень неприятно, ведь из-за него она выглядела килограммов на семь тяжелее. Кэри не была тщеславной, но ей нравилось, что в свои тридцать пять она все еще привлекала внимание мужчин. Увы, с корсетом, выпиравшим из-под блузки, собирать восхищенные взгляды было непросто.
Благодаря длинному больничному, ее карие глаза были не такими красными от недосыпа, как обычно, а русые волосы, которые она носила в пучке на затылке, стали чаще видеть шампунь. Однако, огромный желтый синяк вокруг треснувшей глазницы все еще занимал пол-лица и только начал бледнеть, не добавляя ей привлекательности. Пожалуй, ей стоило пока воздержаться от первых свиданий.
Мысль о свиданиях напомнила ей о Рэе. Он был ее напарником последний год, и другом – уже целых шесть. Сейчас он до сих пор лежал в больнице и поправлялся после пулевого ранения в живот, нанесенного Пачангой. К счастью, его состояние улучшилось и его перевезли из местной больницы, оказавшейся рядом с местом перестрелки, в медицинский центр Сидар-Синай в Беверли Хиллз. От него до участка было всего двадцать минут езды, и Кэри могла часто навещать больного.
Романтическое напряжение между ними росло с каждым визитом, но ни один из них не решался это признать и начать откровенный разговор.
Кэри глубоко вдохнула, прежде чем войти в общий офис. Каждый раз это было для нее большим испытанием. После возвращения с больничного она все время ощущала на себе взгляды коллег и гадала, что они о ней думают.
Может, они считали ее сорвавшейся с цепи одиночкой, наплевавшей на все правила? Или она заслужила их сдержанное уважение за то, что обезвредила похитителя и убийцу детей? И сколько еще должно было пройти времени, чтобы она, будучи единственной женщиной-детективом в участке, перестала чувствовать себя чужой?
Она прошла через гудящий от работы офис и скользнула на свое место, стараясь как можно скорее задушить обиду и погрузиться в дела. По крайней мере, в участке царили привычный хаос и столпотворение – хоть что-то в этом мире не менялось. За каждым столом пострадавшие писали заявления, правонарушители ждали, когда их отправят в камеры, а детективы сидели на телефонах, проверяя зацепки.
