Мисс Уильямс – уже в годах, невысокая, в поношенной, но аккуратной одежде – слушала его внимательно.
– Меня очень интересует судьба этого ребенка, как она жила все это время, – сказала она.
– Мадемуазель Лемаршан, – сказал Пуаро, – очень привлекательная девушка, интересная, смелая, знающая, чего хочет.
– Хорошо, – коротко молвила мисс Уильямс.
– И еще я хотел бы прибавить: она очень настойчивая девушка. Ее нелегко сбить с намеченного пути.
Бывшая гувернантка одобрительно кивнула головой, задумалась. Потом спросила:
– Она занимается искусством?
– Не думаю.
– Слава богу! – сказала она сухо. – После всего, что вы мне о ней говорили, я считаю – она больше похожа на мать, чем на отца.
– Вполне возможно. Это вы можете лучше определить, когда увидите ее. Вы хотите увидеть ее?
– Очень хотела бы. Всегда интересно видеть, как вырос ребенок, которого ты воспитывала.
– Она была, видимо, совсем малышкой, когда вы видели ее в последний раз?
– Ей было пять с половиной лет. Очень милый ребенок. Возможно, даже слишком спокойный. Ей нравились игры, которые она сама и придумывала. Она любила одиночество, отличалась простотой, неизбалованностью.
Пуаро заметил:
– Это ее счастье, что она была тогда такая маленькая…
– В самом деле… Будь она постарше, ей пришлось бы переживать гораздо больше.
– А вместе с тем мне кажется, – сказал Пуаро, – что без некоторых потрясений не обошлось. Сколь бы мало ни понимал ребенок, сколь бы мало ни было дозволено знать Карле, наверное, то время было для нее атмосферой какой-то таинственности. И потом, этот внезапный отъезд – ее словно вырвали с корнями! Такие вещи не проходят бесследно.
Мисс Уильямс заметила задумчиво:
– И все же так было лучше для всех.
– До того, как мы оставим тему о Карле Лемаршан, то есть о маленькой Кэролайн Крейл, я хотел бы вас кое о чем спросить. Только вы сможете ответить на мой вопрос, я уверен в этом.
– То есть?
Пуаро жестикулировал, чтобы яснее выразить свою мысль:
– Тут есть кое-что такое… такой оттенок, который трудно определить… У меня складывается впечатление, когда я вспоминаю об этом ребенке, что ему не уделялось того внимания, какого он заслуживал. Когда я кому-то рассказываю о ней, собеседник кажется удивленным, словно он совсем забыл, что существовал еще и ребенок. И это, наверное, мадемуазель, не вполне естественно. Ребенок в подобных обстоятельствах, конечно, не самая важная особа сам по себе, но ведь он основная, стержневая причина драмы. Возможно, Эмиас Крейл имел основания оставлять или не оставлять свою жену, но обычно, когда рушится семья, ребенок – весьма важный момент. А вот в нашем случае как будто никто не считался с существованием ребенка. И это кажется мне очень странным.
