— Я только застольные песни люблю. Которые под пьяную слезу идут.
Андрей шагнул в дверь. В комнате сидели три человека. Смазливый парень с короткой стрижкой, жгучий брюнет, напоминающий героя-любовника из фильма тридцатых годов, и бородатый верзила, которому эта малогабаритная квартира была явно тесновата. Андрей еще не знал, что это Глен, Гусявин и Брендюгин.
— Очнулся. — Глен иронично оглядел Андрея.
— Мы думали, что ты в жмурики решил сыграть, — хмыкнул Гусявин. — Глянь, одной таблетки хватило.
— У меня после контузии.
Андрея усадили в кресло.
— Из Афгана, что ли? — спросил Брендюгин.
— Из Карабаха.
— В армии там служил? — Глен внимательно посмотрел на Андрея.
— В трех армиях.
— Ты что, за черных воевал? — удивился Гусявин.
— Воевал.
— За ариков или за азиков?
— За всех.
— Молодец. — Глен что-то соображал про себя. — Давай выпьем за это.
На столе было много закуски и бутылок с яркими этикетками.
— Чего ты на этого азербуда полез? — спросил Глен.
— Потому, что чурок надо давить.
— А, он у нас из зверобоев, — кивнул Гусявин.
— Ты их много передавил? — поинтересовался Глен.
— Прилично.
— Кстати, ты должен пятьдесят баксов, — вставил Гусявин. — Мы тебя от ментхауза избавили. Мусора хотели в участок замести. Черный нажаловался, что ты хулиган. Пятнадцать суток запросто огреб бы.
— Я верну, — сказал Андрей.
— Не к спеху, — отмахнулся Глен.
У Брендюгина с детства была привычка спасать всех. Когда он увидел, что человека бьют ногами, тут же бросился на выручку. Глену было до лампочки все, что никаким краем не задевает его. Бьют кого-то — ну и пусть бьют. Он еще на зоне научился никуда не вмешиваться — это залог долгой жизни. Но деваться было некуда — Брендюгин ввязался в разборку, и пришлось встревать тоже, растаскивать дерущихся. Тут еще налетели «рыночники», ситуация осложнялась. Понимая, что все может кончиться плохо, Глен заорал, что он человек Медведя, и если от них не отвалят, устроит им всем крутые разборы. Слова неожиданно возымели действие. Появились, однако, двое милиционеров с намерением доставить всех в отделение. Они просмотрели документы — у Глена был с собой паспорт. В милицию тащиться не хотелось — там рука руку моет, оглянуться не успеешь, как виноватым окажешься. Он предложил сержанту тридцать долларов отступного, тот согласился.
У выхода с рынка к Глену подошел плечистый, в строгом костюме азербайджанец лет сорока и сказал, что разговор не закончен, потом будет продолжение. Глен ответил, что ему плевать на весь Кавказ и все Закавказье. Азербайджанец проводил его хмурым запоминающим взглядом…
