Андрей однажды не выдержал, нашел в каптерке старую одежду и перемахнул через забор…
Через день, мотаясь по горам и не в силах на что-либо решиться, он уже готов был повернуть назад. Хоть самовольное отсутствие в части свыше суток и считается преступлением, трибунал ему не грозил. Такие вопросы оставляют на усмотрение командования. Получит максимум несколько суток гауптвахты. Удовольствие не из великих, но лучше, чем скитаться по ущельям и скалам. А что он автомат спер — никогда не признается. Пусть хоть повесят. Он еще не знал, что миг, когда он перемахнул через забор, стал для него роковым — назад путь отрезан. Судьба его была предрешена.
— Э, русский!
Их было двое. На плечах автоматы Калашникова. Лица хмурые. На щеках многодневная щетина. В глазах холод.
— Поди сюда!
Один из них вскинул автомат, и Андрей понял, что если не выполнит команды, сквозь него через несколько секунд будет просвечивать заходящее солнце. Он послушно подошел и тут же получил удар прикладом.
— На колени, бараний сын!
Андрей рухнул на колени. Получил еще несколько ударов прикладом. Они что-то прокаркали на своем языке. Потом один из них, с жутким шрамом на шее, произнес, театрально чеканя слова:
— Ты — русская свинья, продавшаяся мусульманам, наверняка диверсант.
— Как? — У Андрея полезли глаза на лоб, такого оборота он не ожидал. — Вы чего, какой из меня диверсант?
— Стрижка короткая. Солдат?
— Да нет, я проездом, — начал лепить Андрей какую-то чушь, понимая, что лишь усугубляет их подозрения.
— Турист, да? Он издевается… Тебя сразу расстрелять?
— Э, мужики, вы чего? Солдат я. Из части смылся. Вчера. Часть девяносто шесть ноль пятьдесят пять. За той горой мы дислоцируемся. Не верите?
— Это из той части, солдаты которой убивают мирных людей?
«Совсем плохо», — подумал Андрей. Один из армян поднял автомат. И Андрей увидел свою смерть. Он вдруг понял, дело не в желании отомстить за какие-то мнимые преступления, совершенные его сослуживцами против армян, — просто они хотят его убить. Как чужака. Как неожиданно материализовавшийся предмет их мутной ненависти. И надеяться тут совершенно не на что. Сейчас щетинистый нажмет на курок…
— Мужики, я же не стрелял в ваших земляков. Я потому и бежал из части, что не хотел стрелять. Я вообще на вашей стороне. Россия оккупировала вас, — начал он лихорадочно вспоминать, что читал до армии в разных газетах. — Армения должна быть свободной. Никто не имеет права решать за армян, как и с кем им жить.
