— Это, видите ли, контора бывших торфяных разработок. А теперь в ней Илья Романович живет. Райисполком на слом продавал, а он купил и живет себе.
— Смотрите, какой анахорет! — засмеялся москвич.
— Как вы сказали? — вежливо переспросил Хомутов.
— Анахорет, говорю, то есть пустынник, отшельник, — объяснил, улыбаясь, ревизор. — Что же он здесь, в болоте, клады, что ли, ищет?
Хомутов нерешительно склонил голову к вздернутому плечу и вдруг почему-то обиделся:
— А если ваша правда, если он клады ищет, тогда что?
— Ничего, — удивленно поднял брови москвич и снова засмеялся. — Только не модно это теперь. Пустое занятие, говорят.
Сидевший против Хомутова лесной сторож Буськин, с лицом в мелких морщинках, как печеное яблоко, но с подкрученными в стрелку рыжеватыми усами, весь подался в сторону инженеров. Ему не терпелось принять участие в разговоре с московским начальством, но мешал набитый рот. Он все время доставал что-то из кармана, клал из горсти в рот и частенько, по-мышиному, жевал. Поморщившись от усилий, он торопливо проглотил и сказал:
— В настоящий период достигает он, Илья Романыч-то!
По лицу Буськина видно было, что он придавал своим словам какой-то особенно тонкий смысл.
— Погоди, Ефим, — остановил его Хомутов. — Тут такая история, что тебе не осилить. Лучше и не берись.
И, деликатно покашляв в кулак, он добавил неуверенно:
— А может быть, им вовсе неинтересно про Илью Романыча слушать?
— Почему же? Если начали, так уж рассказывайте вашу историю, — ответил ревизор.
— Верно! Коли зарубил, надо отрубить! — вызовом откликнулся Хомутов и, помолчав, словно припоминая что-то, повел перед собой рукой. — Болота здесь неоглядные, сами видите. До самого Отрочь-озера тянутся, а то и далее. И все торф, сплошь торф! Обратите, между прочим, ваше внимание, какие тут по железной дороге станции. Пожалуйста вам: Мхи, Кукушкин лен, Галицкий торф и так и далее. Самые торфяные места!
— Самые что ни на есть! — глотая торопливо очередной кусок, поддакнул Буськин.
— Теперь уж молчи, Ефим! — оборвал его разметчик. — Теперь я говорю… До революции подвизался здесь купчишка один. Ковырялась у него на болоте за гривенник в день деревенская нужда, добывала торф вручную. Горе, а не промышленность! — Хомутов махнул рукой. — Прогорел купец в пух и прах! Железная дорога, говорят, его задушила: торф грош, а перевоз — рублик. Плюнул купец на болото и пошел искать, где можно готовую крутую кашу из горшка выламывать. В другой раз вспомнили про наши болота уже в последнюю войну. Отказали району, Боровску то есть, в угле для электростанции. Район туда, сюда — и вспомнил про торф. Тогда и появился у нас Илья Романыч. Дали ему сколько-то народу, правду сказать, одних баб да сопливых мальчишек. Тоже и машин подкинули. Два экскаватора, не больше. Но у него дело закипело! Хорошо добывали, как же! Тогда и контору построили.
