Горбуша пришлась очень кстати. Рыба была единственной живностью, которую зимовщики могли с аппетитом есть. Мясо встречавшихся в изобилии морских уток и гусей, не говоря уже о нерпах, лахтаках, моржах и даже белых медведях (тогда их отстрел не запрещался), сильно пахло рыбой. Привыкнуть к этому запаху никто из нас не мог, хотя чукчи ели, да похваливали.
Для геологических целей водный транспорт не подходил, так как вдоль берега моря простиралась широченная, лишенная обнажений низменная равнина, и база на берегу нечего не давала. Следовало искать другой транспорт. Заведующий факторией советовал воспользоваться носильщиками из местных чукчей. Жили они небогато и охотно согласились подработать, так как охотничий сезон еще не наступил. Работа сразу наладилась. В зависимости от расстояния, на которое забрасывались харчи и снаряжение, с нами шло трое или четверо парней. Один, а то и двое немного знали русский язык и были переводчиками, хотя и плохонькими. Чукчи помогали донести груз и уходили, условившись, когда за нами придти, а мы натягивали палатку и приступали к работе.
По пути к новому району один из нас - я или Бойков - производил съемку, а другой нес наравне с чукчами груз. Съемщик задерживался у обнажений, делал записи и зарисовки, брал образцы пород и постоянно отставал. Время от времени его приходилось поджидать, носильщики сбрасывали груз, присаживались, курили. Я, на таких остановках, расспрашивал носильщиков о быте береговых чукчей и учился чукотскому языку - записывал и запоминал наиболее распространенные слова и простые вопросы ("Как называется река?”, "Далеко ли стоят люди?", "Как пройти?" и пр.).
Мы втянулись в работу и ближе ознакомились с местными условиями. Далеко не всюду тундра была такой негостеприимной, как в первые дни: не на чем было воды вскипятить. На многих участках встречались мхи и лишайники. Многочисленны и разнообразны были болота с широко развитой морозной трещиноватостью и, иногда, с вязкими грязевыми потоками. Русла некоторых рек были окаймлены густыми зарослями кустарников, а в распадках, закрытых от лютых северных ветров, росли небольшие рощицы полярной ивы, отдельные деревья которой достигали 4 - 5 метров в высоту. Мы научились выбирать места, где можно было быстро набрать топлива, чтобы изготовить пищу. Для этого годились многие мхи и лишайники, не говоря уже о кустах.
Мы поняли, насколько чукотская одежда, сшитая из нерпичьей кожи, удобнее и приспособленнее нашей, и переэкипировались. Особенно хороша была обувь, сшитая наподобие унтов. Лёгкая и абсолютно непромокаемая, она позволяла ходить по болотам, бродить по ручьям и неглубоким речкам всегда с сухими ногами. Правда, от долгого пребывания в воде обувь намокала, но не промокала, а высушенная становилась жесткой, и ее приходилось долго разминать, чтобы она приобрела прежнюю эластичность. Штаны и кухлянки до наступления холодов менее удобны - в них было жарко, особенно с грузом за плечами. Мы пользовались ими только в сырую погоду.
