Глава 2
ПЕРВЫЙ ДРУГ, ПЕРВЫЙ ВРАГ
На моих глазах Николка с помощью шишек, лучинок, горящих углей и сапога, надетого на трубу самовара, раскочегарил его. Я выпил чашку непривычного на вкус чая, съел два ломтя калача, намазав их медом.
Видя, что я рассматриваю напиток, Якимка виновато поклонился:
— Не сердитесь, добрый барин, чай почти закончился, так я душистые травки подбавляю. Сын в Москву уехал за товаром, тут-то места еще дикие, одним чухонцам здесь раздолье. Немец кофейню хотел держать, так иногда не то что кофий, а муку подвозят плохо. Вот я у него и купил кабак-то.
Глазами я еще ел и пил бы, но чувствовал себя усталым и слабым. То ли сказывалось падение в люк, то ли непривычка к верховой езде, хотя мне приходилось ездить на лошадях, когда бывал у дяди и тети в деревне. Полежать бы…
Я огляделся. Самым подходящим для этого местом было что-то вроде длинной лавки, тянувшейся вдоль стены дома. Раньше я такого не видел, но решил, что это и есть та завалинка, о которой приходилось слышать. Но дойти мне до нее не дали.
Откуда ни возьмись передо мной оказалась низенькая и кругленькая бабуся в соломенном брыле поверх узорчатого платка и в старом кафтане-кунтуше (я слегка удивился тому, что знаю такое название).
— Послушай, молодой-счастливый, — нараспев завела она, — я тебе точно всё расскажу, и что было, и что будет. Дося всё знает, никогда не обманет.
Я хотел отмахнуться от неё. Но подвижное лицо гадалки строило такие смешные гримасы, а тёмные глаза смотрели так озорно и весело, что я невольно улыбнулся в ответ и положил Досе на ладонь монетку. Гадалка тут же уставилась на нее, словно собиралась в ней увидеть всё, что наобещала.
— Э-э, молодой-счастливый, — подняла взгляд, — скучно ты жил, скудно ты жил. Но предложат тебе жить возле шума и блеска. Ты заробел, но яхонтовые очи полонили тебя, агатовые косы оплели твою душу, вот ты и полетишь на огонь, как мотылёк.
Я вдруг осознал, что даже рот приоткрыл от удивления, а Дося опять вгляделась в монетку на своей ладони.
— А всё же больше по сердцу тебе придётся цветок-василёк и ромашка белоголовая. Но это всё сердечное и душевное, баловство до поры до времени, пока большие господа свое слово не скажут. А ты служивый человек станешь, опасность за твоими плечами ходить будет, так помни: молчание золото, слово не воробей, а голова не только для шапки.
