А вот самому мне предстояла перспектива вертеться у выкрученного на максимум пламени, пытаясь не дать успеть противоположному боку остыть… Или просто разжечь нормальный костёр! Хотя я околею, пытаясь собрать достаточно хвороста, блин… Стоп, ящики же! Точнее, хорошие, очень сухие доски, из которых они сколочены! Заодно и что внутри узнаю.
…В первом, очень тяжелом оказался какой-то навороченный трансформатор — тяжеленный сердечник обматывали бесчисленный витки проволоки разной толщины. Одни только блестящие золотом контактные площадки намекали, во сколько такой девайс обошелся родителям. Прибор во втором я не узнал в принципе — что-то электромеханическое и сильно вибрирующее судя по толстым демпферам креплений. В третьем… в третьем оказался шлем.
Представьте себекаркассовременного шлема для активных видов спорта, к которому какой-то затейник вместо пластиковой обшивки прикрепил десятки, нет, даже сотни одинаковых тонких металлических трубочек. Получилось что-то вроде прически ежа — причем расположение этих трубок относительно каркаса еще и двигать можно было. Зачем такая хрень кому-то могла понадобится — оставалось только догадываться. Но явно не для создания эксклюзивных причесок — скорее на ум приходило снятие электроэнцефалограммы… Ауч!
Виски внезапно пронзила острая боль, мигом перебив и дискомфорт холодного калифорнийского утра в лесу, и тепло от разгоревшихся досок… и вместе с этой болью пришло какоенеправильноеузнавание. Неправильно, потому что «шлем» был мне, определенно, знаком — но при этом в нём чего-то не хвата…
Электроды.
Проклятье! Сквозь выступившие из глаз слезы и брызнувшие искры я разглядел нужную коробку — Фая восприняла всплывшее из подсознания слово как приказ. Механически надорвал картон — и уставился на серебрящийся в отблесках костра под слоями полиэтилена свёрнутый в бубликпучоктонких, чуть толще волоса, нитей.
Прозрачная изоляция, надо же. Значит, нашли все-таки полностью синтетический аналог.
Чёрт, как же больно!!! Но та боль, физическая, что заставила моё тело сжаться в позе эмбриона на холодной сырой земле — сущая ерунда по сравнению с болью душевной. Я вспомнил. Те последние месяцы жизни в родном мире, от которых, казалось, в памяти не осталось и следа. Я вспомнил, каксюда попал.
