— Ловко ты… все раскрутил, — ошарашено пробормотал я. И добавил специально для собеседника: — У меня додуматься до того же ушло куда больше времени… Вот только как мне это поможет найти возможное «наследство» родителей?
— Этнический квартал, все друг друга знают, — как само собой разумеющееся пояснил Правдоруб. — Ты просто приедешь туда и спросишь у местных. С твоим прекрасным японским тебе наверняка ответят… да и вспомнят, скорее всего. Ах да, чуть не забыл! Чтобы не мотаться в два города, посмотри, в каком отделении банка твой счет на обучение был открыт. Наверняка родители ради этого не мотались в другой город.
[*Массачусетский Технологический Институт]
Кое-в-чём Правдоруб, как оказалось, ошибся. С другой стороны, он вопросом локального расселения эмигрантов, получивших гражданство США, насколько я помню, как-то не интересовался и при этом отвечал на память, не пользуясь Сетью. Вот я по его наводке уже воспользовался интернетом и быстро выяснил, что около шестидесяти тысяч этнических японцев компактным анклавом проживали ныне под Сан-Франциско, в смысле — в пригороде.
Сама Маленькая Осака, основанная аж в 1906 году на самой окраине тогдашнего города-порта, а теперь зажатая со всех сторон другими кварталами, физически не могла вместить и десятой части диаспоры, и вообще скорее являлась местом работы для небольшой части натурализовавшихся японцев. Ну там экскурсии для туристов, экзотика, еда, словно только что приготовленная лучшими поварами Хонсю — и все такое прочее.
Пригород же выглядел как типичный американский городок — те же дома с современным дизайном без изысков, автомобили на подъездных дорожках, указатели на улицах на английском. Заметить хоть один иероглиф — постараться надо. Выдавали жителей разве что супер-аккуратные садики в японском стиле чуть ли не перед каждым вторым домом — видимо так своеобразно изливалась у местных тоска по покинутой родине.
А вот частные школы анклава, несмотря на внешний вид, изнутри оказались прямо копией японских! Во всяком случае те две из пяти, что я посетил. Вообще-то посторонних вроде меня внутрь не должна была пускать охрана — но вежливая просьба на родном для переселенцев языке, сопровождаемая подчеркнуто-вежливым этикетом с поклонами, снятием обуви перед порогом* и дорогущим костюмом-тройкой (чтоб он провалился, в такую погоду!) оба раза сотворили чудеса. Меня пропускали и секретарь директора всякий раз сама вела меня в архив (бумажный, разумеется!), где перебирала карточки учеников за нужные года.
