Анна вложила деньги в руку матушки Шандельвайн и ушла, а когда сгустились сумерки, отправилась на деревянный мостик, перекинутый через ручей, чья вода крутила мельничное колесо, и бросила рожки в воду, один за одним. И когда рожок достигал поверхности воды, ей слышался вздох.
Но, когда в руке у нее остался последний, она почувствовала внезапный страх и сомнение.
Тем не менее, она разжала ладонь; но затем, не в силах выдержать нахлынувшего безграничного раскаяния, бросилась вниз, чтобы схватить его, погрузилась в воду и закричала.
Вода была черной, рожок – совсем маленьким, она не могла его разглядеть, а течение быстро несло ее под колесо, и, если бы не заметивший ее мельник, она бы неминуемо погибла.
На следующее же утро, полностью оправившись от происшедшего, она, смеясь, рассказывала подружкам, что в темноте, переходя по мостику, поскользнулась, упала в ручей и чуть было не утонула.
– А если бы я утонула, – добавляла она, – что бы стал делать мой дорогой Иосиф?
У Анны не было причин жаловаться на семейную жизнь. Иосиф оказался добрым, мягким, простым человеком. Вместе с тем, имелось нечто, ее не вполне устраивавшее: иногда Иосиф был вынужден проводить несколько дней и ночей подряд вне дома, а Анна тяготилась одиночеством. Конечно, он мог бы рассчитывать на большее внимание с ее стороны. После нескольких дней блуждания по горам он мог бы ожидать, по крайней мере, хороший горячий ужин. Но Анна нисколько об этом не заботилась, выставляя на стол все, что попадалось под руку. Здоровый аппетит лучше всяких соусов, говорила она.
Кроме того, его работа, связанная с постоянным карабканьем по камням, продиранием сквозь подлесок ежевики и терна, приводила к тому, что его одежда и обувь быстро приходили в негодность. Вместо того, чтобы пошутить по этому поводу, Анна ворчала над каждой штопкой, и предпочитала поручить эту работу кому-нибудь другому. Сама она ее выполняла лишь в крайних, весьма спешных случаях, после чего с хмурым видом не переставала брюзжать, – причем делала она все так плохо, что он был вынужден снова отдавать одежду в починку какой-нибудь наемной работнице.
Но Иосиф по характеру был настолько покладист, и так любил свою красавицу-жену, что закрывал глаза на все ее недостатки, а на ее брюзжание отвечал тем, что запечатывал ее губы поцелуем.
Только одно в Иосифе не устраивало Анну, а именно: всякий раз, возвращаясь в деревню, он был окружен ребятишками. Стоило ему только показаться на окраине, – даже взрослые еще ничего не знали о его возвращении, – как малыши бросали все свои забавы и, к ужасу нянек и гувернанток, бежали к нему и прыгали и суетились вокруг него. У Иосифа в карманах всегда находились орехи, миндаль или конфеты, и он щедро одаривал ими ребятишек, иногда просто раскладывая их в протянутые ладошки, а иногда подбрасывая в воздух с криком: «Лови!»
