– Поел? Пошли.
Степа видел, что мальчик, наплакавшись, поев, попив чаю (очень кстати нашелся последний пакетик в пустой пачке), разомлел и идти никуда не собирается.
– Идем-идем!
– Можно я у тебя останусь?
– Нет.
– Почему?
– Потому что потому.
– А зачем тебе столько бутылок? – Гоша рассматривал батарею пустых бутылок, занявших все пространство около большого кухонного окна.
– Беседку строить! – усмехнулся Степа.
Степа видел однажды такую беседку на даче у соседей Людмилы Григорьевны. Она еще смеялась: «Редкий случай, когда тонны выпитого пошли впрок…» Не оставлять же мальчишку у себя в такой запущенной берлоге, где никто не убирался несколько месяцев, а на кухне скопились бутылки, из которых можно выстроить целую беседку? Даром что «умный дом», умом которого Степа не пользуется и свой собственный где-то по углам этого «умника» растерял…
– Почему ты бутылки не сдаешь?
– Пошли! – сказал Степа как можно тверже. – Почему… Потому! Со своей жизнью разобраться не могу, а ты говоришь – бутылки сдавать… Сдам. Давай вставай!
Гоша кивнул, слез со стула, крепко сжимая свой телефон, с которым не расставался, и пошел к двери.
Они прошли с Гошей по двору, усыпанному мокрыми листьями, перешагивая через лужи. Дождя не было уже неделю, но каждый день по двору с утра и ближе к вечеру ездила поливальная машина и зачем-то поливала асфальт, бордюры, желтые и красные листья, упавшие с деревьев.
Мальчик остановился у первого подъезда серой кирпичной пятиэтажки.
– Вот сюда.
– Точно?
– Да.
– Этаж помнишь?
Гоша улыбнулся, первый раз за сегодняшний день. Степа увидел, что у него в нескольких местах растут новые зубы, неровно, налезая друг на друга.
– Да это легко запомнить! Потому что первый этаж!
Кодовый замок не работал, Степа первым зашел в подъезд. Он присвистнул, увидев длинный коридор, заваленный какими-то коробками, старыми велосипедами, мешками, обувью, шинами.
– Никогда не был в таких домах. Это общежитие, что ли? – спросил он просто так, понимая, что Гоша ответить ему не сможет.
Гоша на самом деле ничего не ответил и довольно уверенно пошел по коридору, остановился у двери, выкрашенной синей краской, на которой было написано какое-то иностранное слово, Степа не разобрал. Ему показалось, что слово – немецкое.
– Ну, стучи! – вздохнул Степа. – Звонка здесь, кажется, нет.
Гоша постучал кулачком и крикнул:
– Де-ед! Открывай!
За тонкой дверью послышалось покряхтывание, шарканье, бормотанье, что-то упало, покатилось, и всё стихло. Дверь им не открыли. Степа с Гошей переглянулись.
