В театре, куда он пришел устраиваться несколько дней назад, работала его сокурсница. Ничего сама толком не сыграла за несколько лет, но договорилась с помрежем о внеочередном показе для Степы.
Главный режиссер, сорокалетний светловолосый татарин, дружески подмигнул ему, протягивая руку:
– Привет! Как дела?
– Хорошо, – ответил Степа, пожав тому руку, улыбаясь и думая, как ему здороваться. Не говорить же в ответ «привет»…
– А я слышал, что хреново у тебя дела, – тоже улыбнулся режиссер, не зло, даже доброжелательно. – Что не берут тебя никуда. Метка Мазорова. Кто у него засветился – всё, капец тому. Да? Что скажешь?
Степа пожал плечами.
– Ладно. – Режиссер поудобнее уселся в невысоком кресле. – Хочешь что-нибудь прочесть? Показать? Что играл в дипломном?
– Гамлета.
– Сильно. Почитаешь?
Степа кивнул и начал читать отрывок из Достоевского. Главный режиссер театра слушал его полминуты, потом прервал:
– Слушай, какой странный перевод Шекспира. Чей?
– Это «Идиот», – объяснил Степа. – Монолог князя Мышкина о счастье.
– Вот я и думаю… А зачем ты мне из «Идиота» читаешь? Я же сказал – читай Гамлета. Кстати, вот что для тебя лично счастье? Давай вообще лучше поговорим.
Степа увидел стул у окна и пошел к нему, чтобы присесть.
– Нет уж, стой. Буду на тебя смотреть. Так что для тебя счастье?
Степа хотел было ответить, как часто на экзаменах по общеобразовательным предметам говорили его однокурсники, когда не знали ответа ни на один вопрос, что он белый лист, но постеснялся. Тем более, что он не белый лист. Стал читать. Прочитал почти всю программу, которую в институте сдавал по шпаргалкам, судорожно написанным девочками за ночь до экзамена. Кое-как тогда сдавал, на тройки. Знал подсознательно, что тройку по зарубежной литературе или истории театра ему всегда поставят. Герой курса, любимчик Арефьевой.
– Люблю таких актеров, – потянулся главный режиссер и взъерошил короткие волосы. – Больше всего таких люблю. С пустой головой. Давай, садись. Рассказывай, где работал, что играл.
– Медведя, – сказал Степа.
– Уже хорошо. Водевиль чеховский, что ли?
– Нет. Русская сказка.
– Ну… Гм… Кусочек покажи.
Степа пожал плечами – ему же хуже. Встал, отошел в дальний угол и со словами «Ах ты, Лиса Патрикеевна, сколько же ты мне раз дорогу перешла!» пошел на режиссера, заменяя, как и в спектаклях, все слова рыком.
В дверь заглянула испуганная помреж:
– Всё хорошо, Ильдар Гайнуттинович?
Режиссер, смеясь, отмахнулся:
