Отец майора умер через неделю. Вскрытие показало наличие свища, через который частицы пищи попадали в плевру и гнили там. Я так бы и не узнал причины, но майор пришёл ко мне домой с бутылкой водки. «Помянем моего отца, — глухо произнёс он и вдруг, встрепенувшись, спросил: — Как же вы, не медик, а писатель, человек далёкий от таких тонкостей, где не всякий врач разберётся, установили точный диагноз, когда мы, два специалиста — ладно, я не в счёт, простой терапевт, но великий Бадыков с его богатейшим опытом, — не смогли установить причину?» Понятно, по авторитету Бадыкова был нанесён ощутимый удар, и он при первой же встрече виновато произнёс: «Вы были правы. Сдаюсь. Случается, конь о четырёх ногах да спотыкается. Только советую: не задирайте нос. Пишите свои книги: слышал, они пользуются успехом. Но не лезьте в нашу медицину, она предназначена не для любителей».
Поздней осенью в фойе Русского драмтеатра открылась выставка новых картин Бурзянцева. Представлено было восемнадцать больших красочных полотен. Самого автора привезли в инвалидной коляске — костылей он стеснялся, тем более в официальной торжественной обстановке. Одет он был в новый чёрный костюм, в белоснежную сорочку с непривычным, мешающим галстуком — он постоянно теребил его, пытаясь ослабить и сдвинуть в сторону. Почти весь вечер он не выпускал мою руку из своей, держась цепко, как держатся дети за руку родителей. И, принимая поздравления посетителей выставки, пользуясь короткими паузами, спешил тихим голосом рассказать мне историю создания каждой картины. Теперь я редко бывал у него. В последний раз, пожалуй, лишь на дне рождения, когда снимали о нём телевизионный фильм «Поющие краски Бурзянцева». Я оставил ему травы, необходимые для профилактики. А стены моей квартиры украсили два его прежних превосходных этюда и та самая свежая картина с видом старой Уфы, которую он начал писать ещё во время болезни.
К великому сожалению, судьба поскупилась: ему не отпущена была долгая жизнь. Он возлагал на будущее большие надежды, с утра до вечера просиживал за мольбертом, не замечая времени, стремясь наверстать упущенное, особенно зимой, когда не выйдешь на улицу без посторонней помощи, и прогуляться, подышать свежим воздухом можно было лишь на лоджии. Но скоро, с наступлением весны, его самого любимого времени года, в конце мая, когда деревья оделись в нежную листву и луга запестрели цветами, до слёз обидный, нелепый случай отнял его у нас навсегда.
