– С чего вы это взяли, фройляйн Шрёдер?
– А с того, что я давно заметила: герру Норрису все время шлют телеграммы из Парижа. Я их поначалу все вскрывала, думала, а вдруг там что важное, что герру Норрису нужно срочно знать. Но я над ними голову сломала и так ничего и не поняла. Шлет их какая-то женщина по имени Марго. И такие, знаете, попадаются нежные. «Крепко тебя обнимаю», или: «В прошлый раз ты забыл меня поцеловать». Знаете, у меня бы ни в жисть не хватило смелости такое написать в телеграмме; вы только представьте, как телеграфист на почте будет этакое читать! Эти француженки, они, наверное, совсем уже всякий стыд потеряли. Поверьте моему опыту, если женщина выставляет свои чувства напоказ, грош ей цена… А кроме того, она иногда такую чушь пишет.
– Какую «такую чушь»?
– Ну, я и половины не запомнила. Какая-то полная мура насчет чая, и чайников, и хлеба, и масла, и пирожных.
– И впрямь довольно странно.
– И не говорите, герр Брэдшоу. Страннее не бывает… И знаете, что я обо всем этом думаю?
Фройляйн Шрёдер понизила голос до шепота и покосилась на дверь; не иначе, научилась от Артура:
– Мне кажется, это такой тайный язык. Понимаете? У каждого слова есть какой-то другой смысл.
– Шифр?
– Вот-вот. Точно.
Фройляйн Шрёдер многозначительно кивнула головой.
– Но зачем женщине слать герру Норрису шифрованные телеграммы, а, как вам кажется? По-моему, смысла никакого.
Моя наивность вызвала у фройляйн Шрёдер снисходительную улыбку:
– Ах, герр Брэдшоу, уж такой вы умный, такой ученый, а ничего-то вы в жизни не понимаете. Чтобы в этаких делах разобраться, нужна старуха, вот вроде меня. Ясно же, как божий день: эта Марго, как она себя называет (не думаю, что это ее настоящее имя), наверняка ждет ребенка.
– И вы думаете, что герр Норрис…
Фройляйн Шрёдер отчаянно закивала головой:
– Яснее ясного.
– Ну, знаете, должен вам сказать, я не думаю, чтобы…
– Можете смеяться сколько вам угодно, герр Брэдшоу, но помяните мое слово, в конечном счете я окажусь права. В конце концов, герр Норрис у нас еще мужчина хоть куда. Случалось мне знавать господ, которые по возрасту годились бы ему в отцы, а нате вам, заводили семьи. И к тому же: вы можете придумать какой-нибудь другой резон, чтобы она ему слала вот эдакие телеграммы?
– Нет, не могу.
– Вот видите! – торжествующе воскликнула фройляйн Шрёдер. – Не можете. И я не могу.
Каждое утро фройляйн Шрёдер этаким маленьким паровозиком проносилась, шаркая тапочками, по квартире с криком:
