Лев Толстой и пан Городницкий
Моя статья «Четыре президента и два Геббельса» вызвала интерес читателей, ее поняли и одобрили все, кто откликнулся, кроме Виктора Городницкого, может быть, поляка. Я думаю, мой ответ ему имеет смысл сам по себе без обращения к помянутой статье, потому и предлагаю его вниманию читателей.
Он приводит цитату из моей статьи: «Начать с того, что их начальник государства Юзеф Пилсудский успел в январе 1934 года незадолго перед смертью первым в Европе заключить с Гитлером договор о ненападении с секретным приложением. И они теперь стыдят Советский Союз, который в обстановке международной изоляции вынужден был принять предложение немцев о подобном договоре. А как можно было не принять!». И продолжает: «И это о большой сильной стране — СССР…
А как могла Польша, в младенческом возрасте, просуществовавшая чуть больше 20 лет после своего возрождения, "не принять…" Не было у Польши ни сил, ни средств противостоять Германии. Приходилось соглашаться на все, лишь бы опять не лишиться своей государственности, которой ее лишила, кстати, Россия…».
Во-первых, о каком угрожающем существованию Польши ее противостоянии с Германией, на что, дескать, у поляков не было сил и приходилось соглашаться на все, говорит автор? На стороне Польше, на защите ее интересов стоял Версальский договор, который в 1934 году Гитлер еще не решался нарушать. К тому же ведь Польша получила самостоятельность по итогам Первой мировой войны, т. е. в результате оккупации в 1915–1917 годы ее территории Германией, и, казалось бы, должна была за это не противостоять, а быть признательной ей, чем и могло быть предложение договора о ненападении.
Во-вторых, автор, как и его единомышленники, в том числе польские, осуждает «большой сильный Советский Союз» за договор с Германией. Но ведь приходится повторить, что не мы предложили его немцам, а немцы — нам. Попросту говоря, тебе обещают, что если ты не тронешь, то тебя не тронут — как можно отказываться от такой замечательной перспективы? Договор о ненападении желательно иметь со всеми, кто предложит его. В моей статье, видимо, недостаточно ясно сказано: дело не в договоре поляков с немцами, а в том, что они стыдят нас, своих спасителей, этим договором.
Наконец, надо заметить, что 20 лет — это возраст не «младенческий», а хороший рабочий и солдатский возраст. Советский Союз в таком возрасте вышел на первое место в Европе по экономическому развитию. Конечно, не все так умеют. Нынешняя «новая Россия» устами президента только оглашает мечту о том, чтобы к своему тридцатилетию войти в пятерку экономически передовых стран, т. е. хотя бы занять последнее место в этой пятерке. А вот когда государству всего два года, пожалуй, можно сказать, что это действительно младенчество. Однако именно в этом возрасте в 1920 году Польша, вчерашнее «царство Польское» Российской империи, пользуясь тем, что у нас еще шла Гражданская война, в Крыму еще сидел готовившийся к походу на север барон Врангель, и еще предстояло освободить Дальний Восток от Колчака, чехов и японцев, а Владивосток будет освобожден только 25 октябре 1922 года, — именно в это тяжкое для нас время Польша начала свое самостоятельное государственное бытие с войны против России. И как! В мае поляки захватили Киев… И хотя их оттуда вскоре вышибли и гнали аж до Вислы, но там при содействии Фердинанда Фоша, маршала Франции, ставшего после этого и маршалом Польши, случилось «чудо на Висле» — Западный фронт, которым командовал М. Тухачевский, потерпел тяжелое поражение, и нам был навязан Рижский договор, по которому Польша оттяпала исконные российские земли — Западную Украину и Западную Белоруссию. Вот такой появился тогда в Европе младенец…
