Пока Вера ласково не погладила его по волосам.
— Поднимайся, Витюша. Два тридцать, обед на столе.
Он вскочил с кушетки бодрый, энергичный, готовый к нелегким грядущим дням, а если потребуется, и к борьбе. Но главное, твердо верящий в победу добра над злом. Какого добра, над каким злом, он в сей миг жизни не задумывался. Просто верил в лучшее.
И это было прекрасно.
Шикарные апартаменты Синягина, как и укромность его московского гнездышка, Донцова поразили. Не меньше, чем плотная система охраны, сквозь которую, впрочем, он прошел, даже не предъявляя документов, ибо провожатым был шеф всех этих крепких парней, стоявших на воротах, в том числе гаражных, у лифта, на этаже.
— Я повышаю уровень безопасности, когда наезжает Синягин, — объяснял Вова. — Он сюда заглядывает нечасто, только для приватных встреч.
«Ого, значит, со мной встреча приватная, — не без удивления подумал Донцов. — С чего бы это? Вопрос-то сугубо деловой».
Синягин произвел на него приятное, если не сказать, сильное впечатление. Статный, крепкий мужчина на вид лет шестидесяти с гаком, чуть выше среднего роста, большая залысина, открывающая гладкий лоб, не испещренный ни продольными морщинами — физиономисты дружно утверждают, что это признак распутно-разгульной жизни, — ни поперечными, они якобы свидетельствуют об умственном трудолюбии. Одет по-домашнему: в красно-белой ковбойке, в джинсах, плотно обтягивающих ладную фигуру. Он крепко пожал Виктору руку.
— Садись. — Указал на одно из больших гостевых пухлых кресел белой кожи. — Прошу извинить за «тыканье». Привычка дурацкая, но не хочу от нее избавляться, она мне нужна, позволяет отличать «чистых» от «нечистых». Про тебя мне Владимир Васильич все рассказал, — допрашивал его с пристрастием. Своим спецам велел навести справки по бизнесу: как у тебя с заводской хлопотней, способен ли заказ выполнить? Ну, обрабатывающий центр я у немцев покупаю, у нас его никто не сварганит, но станки ты потянешь, мне утром доложили. Я время терять не люблю, сразу Владимира Васильича озадачил. Мне нужно было тебе в глаза посмотреть, без этого я дела не начинаю.
Произнося этот монолог, Синягин медленно вышагивал из конца в конец просторного кабинета, с разных ракурсов поглядывая на Донцова, как показалось Виктору, изучающе. Потом сел за письменный стол, зажатый в закругленном конце кабинета между окнами, глядевшими в разные стороны — на лес и на Химкинское водохранилище, стал вертеть в пальцах карандаш. Обратился к Владимиру Васильевичу, прикорнувшему в небольшом кресле у дверей:
