Десять негритят / And Then There Were None | страница 79
Он помолчал, затем продолжил:
– И все же перед нами стоит еще одна очень серьезная проблема. Куда все-таки девался револьвер мистера Ломбарда?
– Кому ж это знать, как не владельцу, – сказал Блор.
У Филиппа Ломбарда побелели ноздри.
– Вы, чертов болван! Говорю вам, его украли! – вспыхнул он.
– Когда вы видели его в последний раз? – спросил Уоргрейв.
– Вчера вечером. Он был в ящике, когда я ложился спать, – под рукой, на всякий случай.
Судья кивнул.
– Должно быть, его похитили утром, пока все искали Роджерса, или уже после того, как нашли его тело.
– Он наверняка где-то в доме, – сказала Вера. – Надо поискать.
Уоргрейв, поглаживая подбородок, проговорил:
– Сомневаюсь, что наши поиски к чему-то приведут. У убийцы была масса времени, чтобы найти подходящее укрытие. Не думаю, что нам удастся обнаружить этот револьвер.
– Не знаю, где может быть револьвер, – с нажимом произнес Блор, – зато я точно знаю, где сейчас кое-что другое – шприц. За мной!
Он открыл входную дверь, вышел из дома и обошел его кругом.
Недалеко от окна столовой действительно был обнаружен шприц. Рядом лежала расколотая фарфоровая фигурка – шестой негритенок.
– Где еще ему было быть? – довольным голосом произнес Блор. – Он убил старуху, открыл окно, выбросил шприц, потом взял со стола фигурку и отправил туда же.
Никаких отпечатков на шприце не нашли – тот был тщательно вытерт.
– А теперь давайте поищем револьвер, – решительно сказала Вера.
– Разумеется, – кивнул Уоргрейв. – Только давайте будем соблюдать осторожность и держаться вместе. Помните: как только мы разделимся, убийца получит шанс.
Они прочесали дом от чердака до подвала, но безрезультатно. Револьвера нигде не было.
Глава 13
I
«Кто-то из нас… Кто-то из нас… Кто-то из нас…»
Люди, которым грозила смертельная опасность, не могли думать ни о чем другом.
Их осталось пятеро – и они были перепуганы насмерть. Они следили за каждым шагом друг друга, даже не пытаясь скрывать своей взвинченности.
От прежнего притворства не осталось и следа. Никаких светских бесед, никакой учтивости. Теперь это были враги, которых объединяло лишь одно – могучий инстинкт самосохранения.
И – удивительное дело, но в них как будто стало меньше человеческого. Зато отчетливо проступило то или иное животное начало. Судья Уоргрейв сидел в своем кресле, не двигаясь, как старая осторожная черепаха; лишь глаза, хищные и подозрительные, жили на его лице. Бывший инспектор Блор стал как будто еще коренастее и неуклюжее в движениях. Его походка напоминала тяжелую поступь тяглового животного. Глаза налились кровью. Во взгляде тупость мешалась со свирепостью. Он походил на кабана, укрывшегося в чаще и готового в любую минуту кинуться на своих преследователей из засады. У Филиппа Ломбарда, напротив, обострились все чувства. Его ухо чутко ловило малейший звук. Шаги стали легче и пружинистее, тело налилось упругой силой. Он чаще улыбался, показывая острые белые зубы.