Юный натуралист, 1936 № 03 | страница 22
— Может, такая проволока и есть, мы не знаем, — сказали они.
А чудом показалось, что можно найти столько проволоки (от Кандалакши до Колы 250 километров). Этому никто не хотел верить, и самый старый лопарь заявил:
— Никогда этому не быть. Столько проволоки нельзя найти.
С тех пор изменилось многое. Все видели, как протянули проволоку, провели железную дорогу, потом приехали новые люди; они рыли в горах, мерили реки, все узнавали, все записывали. Люди пришли другие, не такие, как раньше, и лопарей они стали звать иначе: «саами», что значит «люди».
Наше хозяйство.
> Рис. Феди Сергина.
По глади озер забегали бойкие моторы. Через горы, леса вместо оленьих тропок проторились широкие дороги, а по ним понеслись машины, везя сразу столько, сколько не увезут и десять оленьих упряжек. На глазах у всех в горах вырос новый большой город — Хибиногорск (Кировск). Рядом родился и растет другой — Северо-Никель. Болота, изрезанные глубокими канавами, стали сухими. Там, где не росло ничего, стали вызревать помидоры, огурцы, картошка, овощи, хлеб. Оттуда, где из озера в море течет бурная река Нива, ночью, днем и вечером доносятся раскаты взрывов: это рвут гору, строят плотину, хотят обуздать порожистую Ниву и заставить ее работать. Все это видели и не удивлялись, не успевали удивляться. Не удивились они и тогда, когда с озера на озеро запорхал маленький гидроплан-амфибия. Ведь нашлось же столько проволоки, чтобы протянуть от Кандалакши до Колы, — значит, и это может быть.
Видит это и Федин отец и знает, что жизнь стала другой, что его Феде и Ване не так жить, как жил он. Им уже не рыбой жить и не охотой, и грузы на оленях едва ли возить.
Им жить не так, как жили лопари, а так, как будут жить саами.
Вот почему отец учит Федю и Ваню в школе. Он видит их живущими не в грязной, дымной веже, а в светлом, большом доме, чисто одетыми — такими, как ходят в большом городе.
В новую жизнь уйдет с детьми, может быть, и он, захватив от прошлого только воспоминания, да старую, от деда оставшуюся, деревянную тарелку, которую он хранит сейчас, как память о еще более древних временах, да колыбель, расшитую бисером и медными с двухголовыми птичками пуговицами, где спали по очереди шестеро его ребят, а когда-то и он сам.
На лыжах с ружьем, а когда не было ружей — с луком и стрелами, но всегда с верным помощником — собакой лайкой — всю зиму промышляет охотник белку, куропатку, глухаря.
> Рис. Феди Сергина.
Вот почему он с такой теплой лаской и гордостью наблюдал, как Федя рисунками рассказывал мне об уходящей лопарской жизни. Он помогал ему, советовал, исправлял.