Жюльен де В. не отличался крепким здоровьем, его давно донимала лихорадка, он слабел и таял на глазах. Понимая, что жизнь идет к концу, принимал это со стоическим спокойствием, однако не догадывался, что конец так близко. Как-то ночью меня разбудил отчаянный стук в дверь. Это был вымокший до нитки Джузеппе, под проливным дождем приехавший на велосипеде самым коротким путем по проселкам; не скрывая слез, он попросил меня отдать его хозяину последний долг. Жюльен де В. был неверующим, и я догадался, что он нуждается скорее в дружеском присутствии, нежели в последнем причастии. Приехав в дом, я увидел доктора Г., беспомощно сидящего у стола, рыдающих Марселину и Нинетту и горящие свечи у изголовья кровати, где лежал Жюльен де В. — лежал как gisant, рыцарь-крестоносец, на средневековых надгробиях.
В последний путь до семейного склепа его провожали все местные жители, но не было никого из родных. Жюльен де В. не оставил завещания. Урегулирование наследственных формальностей тянулось два года. Про родственников в Польше ничего не было известно. Усадьбу унаследовала дальняя родственница жены, которая еще до войны эмигрировала в Канаду и жила в Квебеке. Виноградники и сады были проданы.
С аукциона ушла большая часть семейных реликвий, в том числе портрет en pied вашего прапрадеда. Новая владелица раз в два-три года приезжала на каникулы с детьми, по воскресеньям приходила в церковь на мессу, но вот уже несколько лет я ее не вижу. Такие дела… Sic transit…[138]
Священник умолк. Мы долго сидели, не шевелясь, не произнося ни слова. На подоконнике сонно ворковали голуби, с улицы доносились голоса, стук шагов, хлопанье автомобильных дверей. Сгущались сумерки, ночные бабочки бились об лампу.
— Если хотите узнать больше, поговорите с адвокатом Жаном Г. У него канцелярия в Кларенсаке. Maître G. знает все. Канцелярия вела дела семьи де В. если и не с самого начала, то, по крайней мере, обслуживала несколько последних поколений. Я завтра утром ему позвоню.
На следующий день мэтр Жан Г. принял меня в своем кабинете, окна которого выходили на площадь перед церковью. Легкий ветерок, проникая сквозь приоткрытую застекленную дверь, вздувал изысканные занавески, принося свежее дыхание раннего утра, запах жасмина и детские голоса, распевающие старинную песенку с назойливо повторяющимся припевом:
Ah! Mon beau chateau!
Ma tant’, tire, lire, lire;
Ah! Mon beau chateau!
Ma tant', tire, lire, lo.
