Провансальский триптих | страница 36
Камень из Вальсента
«Земля говорит с нами каждой травинкой, каждой веточкой, каждым плодом; небо — бесконечной тишиной рассеявшихся слов», — говорил он.
«А камень?» — спрашивали его.
«Камень однажды заговорил с миром, прежде чем окончательно стать камнем», — отвечал он.
Эдмон Жабес. «Книга диалога»
Но когда он заговорил и что хотел сказать нам, смертным? Какая может быть связь между камнем и словом?
Он всегда завораживал поэтов и не только поэтов.
«Камень совершенен <…> всегда равен себе и во всем знает меру[66]», — писал Збигнев Херберт.
Испокон веку он был символом памяти, ностальгии, глубокой задумчивости:
«…Камень
который хочу на память поднять с тропинки,
смотрит в себя, замыкается, лежит молча.
Оставляю его земле и тишине, никому не принадлежащей»[67], — говорит Рышард Крыницкий, отдавая долг памяти другому поэту.
На все вопросы, задаваемые человеком, он отвечает каменным молчанием.
Стучусь в дверь камня.
«— Впусти меня, это я!» — восклицает Вислава Шимборская.
Какая же мрачная тайна кроется за его закрытой дверью? Какие надобны чары, какие заклятия, чтобы проникнуть в его каменную тишину?
В Провансе камни говорят. Шепчут беззвучно на известном только им языке. Они повсюду. Согретые солнцем, ночью озябшие.
Потрескавшиеся, поросшие травой, они торчат из земли на выгоревших склонах, будто неглубоко погребенные кости, обломки черепов едва присыпанных песком воинов. Бугорки, щербинки, прожилки, ручейки потеков сложились на них в фантастические узоры, руны, знаки какого-то послания, отправленного словно бы из-за пределов времени, до того как занялся первый день, когда камень говорил с камнем, огонь с огнем, а бытие и небытие были одним и тем же словом еще не рожденного языка. А может быть, это след случая, отпечатавшийся в равнодушной материи? Или жестокое свидетельство того, что знак, хотя никем не замеченный, уже дан, а они, разбросанные по полям, утонувшие в бурьяне среди развалин, лишь его повторяют, дабы о нем напомнить?
Однажды среди холмов на задах аббатства Монмажур я обнаружил разрушенную романскую часовню, прячущуюся в гуще деревьев и колючих зарослей. Будто покинутое гнездо неведомых насекомых, она вырастала на крутой скале, источенной десятками неглубоких могил. Эти каменные каверны, одна подле другой, в форме удлиненных трапеций с полукруглым углублением для головы, были выдолблены по размерам человека. Внутри каменные перегородки, а на них волнистые линии и какие-то пятнышки, образующие четкие геометрические фигуры — круги, треугольники, лучше или хуже заметные под нашлепками оранжевого лишайника. Могилы были пусты. В них жили змеи, ящерицы и сверчки.