Провансальский триптих | страница 32



Так и случилось: Великая французская революция довершила дело, начатое в XIII веке крестоносцами под водительством Симона де Монфора. Пять веков преследований, административных запретов, презрительное отношение со стороны потомков франкофонских захватчиков привели к тому, что окситанский язык ушел в подполье. Изгнанный из публичных учреждений, школ, церквей, даже с площадей, он еще жил в отрезанных от мира анклавах: горных деревушках, монастырях, замкнутых сообществах маленьких городов, — пока не распался на местные диалекты, настолько различавшиеся, что даже жители соседних деревень не всегда понимали друг друга. Бывало, подпоясанному трехцветным шарфом мэру городка, проводящему церемонию бракосочетания именем Республики, требовалось присутствие двух переводчиков, чтобы жених и невеста могли понять слова клятвы супружеской верности!

Старейший литературный язык Запада, язык утонченной любовной лирики, великой гуманистической культуры, язык, который спас и перенес в новую эпоху выдающиеся произведения греческих и римских писателей и философов, умолк, казалось бы, навсегда.


Когда, слезая с велосипеда на ослепительно белой маленькой площади между церковью Святой Агаты и ратушей, я спросил у одного из прохожих, где дом Фредерика Мистраля, он долго не отвечал. И смотрел на меня с негодованием, словно я совершил бестактность.

— Veramen, noun sabès асо? (Вы правда не знаете?)

Фредерик Мистраль еще при жизни стал гордостью и легендой Прованса, живым памятником, окруженным всеобщим, прямо-таки благоговейным восхищением и уважением, а его дом в Майяне — чуть ли не национальным святилищем.

Славу великого поэта-романтика принесла ему опубликованная в 1859 году огромная, состоящая из восьми частей и двенадцати песен (6000 строк) эпическая поэма «Mirèio»[59], продолжающая традицию лирики провансальских бродячих трубадуров. Первые ее наброски рождались в 1849 году, во время учебы Мистраля в университете в Экс-ан-Провансе, когда ему едва исполнилось девятнадцать лет, а в Париже гасли последние искры февральской революции[60]. Поэма удостоилась восторженной оценки Ламартина, увидевшего в ней начало нового направления лирической поэзии; в Провансе «Мирей» восприняли как — прежде всего — блестящий патриотический политический манифест.

Обосновывая присуждение Фредерику Мистралю в 1904 году Нобелевской премии (которую он разделил с Хосе Эчегараем-и-Эйсагирре, испанским драматургом, математиком, инженером и политиком), Нобелевский комитет указал на «свежесть и оригинальность этой поэзии, правдиво передающей дух народа», тем самым подчеркнув, что как сам эпос «Мирей», так и все прочие поэтические произведения Мистраля написаны на провансальском языке — языке черни, презираемом элитой «местном диалекте».